– Что, кузина Абигайль?
– Нет. Нет, ты мне все равно не поверишь, так что забудь.
– О, пожалуйста! Я поверю! Только расскажите мне! – Тельце мальчика жадно напряглось, разочарование слетело с него как ненужное пальто.
Она покачала головой:
– Нет. Нет, я уверена, что ты не поверишь.
– О, пожалуйста, кузина Абигайль! – Он оторвался от Лилибет и простер руки к Абигайль. – Пожалуйста, расскажите мне!
– Ну… – с сомнением протянула Абигайль, взяла Филиппа за руку, отвела в сторону от экипажа и обняла за плечи. – Видишь ли, все дело в лошади. Она только что сказала мне…
– Лошади не умеют разговаривать!
Абигайль застонала.
– Вот видишь? Я знала, что ты мне не поверишь!
– Нет, поверю! Поверю! Что сказала лошадь?
– Она сказала мне самым унылым образом (ты же понимаешь, что все упряжные лошади всегда унылы)… сказала, что она ужасно, невыносимо, мучительно…
– Что? Что?
– Голодна, – докончила Абигайль.
Лилибет наблюдала, как эта парочка подошла к опущенной голове лошади. Филипп вытянул руку и погладил белый лоб, а Абигайль волшебным образом извлекла из кармана морковку.
В нескольких ярдах от них Роланд снова начал выгружать багаж.
– Ужасно сожалею, – негромко произнес он, потянувшись за очередным сундуком. – Полагаю, я полностью утратил его доверие.
– Все в порядке, – холодно ответила Лилибет. – На самом деле это не имеет никакого значения, верно? В конце концов, он скорее всего больше никогда вас не увидит.
Она отвернулась и пошла туда, где Абигайль и Филипп кормили лошадь морковкой. «Через несколько часов, – сказала себе Лилибет, – они будут в безопасности в замке. Через несколько часов голос Роланда навсегда исчезнет из ее жизни».
Спустя несколько часов
– Ну разве это не чудесно! – самым учтивым голосом произнес Роланд. – Старые друзья путешествуют вместе и все такое. Очень вдохновляюще; порой я просто изумляюсь.
– В высшей степени поразительно, – бросила Лилибет. Ее голос звучал с заметным холодком. Она крепче обняла Филиппа, ерзавшего перед ней в седле. – Не могу припомнить более приятного путешествия.
Мальчик похлопал лошадь по шее, но толстая варежка заглушила звук.
– Мне кажется, это замечательно! Ехать верхом гораздо лучше, чем в экипаже.
– Полностью согласен, – кивнул Роланд и благожелательно посмотрел на Филиппа. Впрочем, несчастного малыша почти не было видно: его с ног до головы укутали потеплее, и теперь он выглядел как младенец, запеленатый особенно старательной нянькой в бесконечный шерстяной свивальник. Однако то немногое, что осталось снаружи, сияло неугасимым восторгом с той самой минуты, как несколько часов назад его посадили на благородного жеребца герцога Уоллингфорда. А вот мать Филиппа казалась куда менее радостной. Ее глаза, опушенные густыми ресницами, смотрели строго вперед и не выказывали ни малейшей наклонности кинуть на Роланда хоть какой-нибудь взгляд, уж не говоря о благосклонном.