— Отчего?
— От любви… — прошептала Сара.
Никола опамятовался; писательский опыт на миг вернул ему силы.
— Нет, — сказал он серьезно, — я питаю к тебе, дитя мое, только искренние и ровные дружеские чувства.
— А если бы я полюбила вас?
— Твоя любовь прошла бы слишком скоро.
Сара потупилась.
— Год тому назад, — продолжал Никола, — я в очередной раз поддался очарованию…
— Чьему? — спросила Сара, быстро вскинув глаза.
— Я был очарован образом, который сам придумал, прихотью воображения, мимолетной, как сон, — я даже надеяться не смел, что сон этот станет явью, — несбыточной мечтой, одной из тех, за которыми я гонялся всю жизнь и которые по воле неисповедимой судьбы иногда сбывались.
— Но что это был за образ? Что за сон?
— Это была ты.
— Боже мой, я!
— Ты бегала по дому, я встречал тебя на лестнице, на улице… ты становилась все взрослее, все прекраснее, по вечерам я иногда заставал тебя на пороге, беседующей с молодым Деларбром…
Сара покраснела:
— Но клянусь вам…
— Ах, да какая разница! — решительно сказал Никола. — Разве он не был молод, хорош собой и, следовательно, достоин тебя?.. Разве это не естественно, разве это не радует душу — чистая любовь двух юных прекрасных существ?.. А я любил тебя по-иному — как любят странные видения, являющиеся нам в снах… мы просыпаемся, охваченные дивной страстью — слабым отблеском юношеских безумств… а через минуту уже смеемся над собой!
— О боже! Сразу видно, что вы поэт!
— Вот именно. Ведь мы, поэты, не живем! Мы анализируем жизнь!.. Другие люди для нас только игрушки… и они жестоко мстят за себя! Дружба, любовь — что это? Так ли уж я уверен, что любил? Дневные образы для меня ничуть не более реальны, чем ночные видения. Горе тому, кто нарушит мой вечный сон, не будучи бесплотным образом!.. Как художник, бесчувственный ко всему, что его окружает, хладнокровно пишет с натуры битву или бурю, так мы смотрим на людей как на модели для своих творений, видим в страстях материал для изображения, и всем, кто вторгается в нашу жизнь, суждено стать жертвами нашего эгоизма, как сами мы — жертвы собственного воображения!
— Вы меня пугаете! — воскликнула Сара.
— Не бойся, — отвечал Никола, — тебе ничто не угрожает. Просто у меня есть опыт, дорогое дитя; я научился разбираться и в других, и в себе, в сердце у меня горечь, но я ни на кого ее не изливаю… Знаешь ли ты, что мы, поэты, делаем с нашими чувствами?.. Мы претворяем их в книги, чтобы заработать на жизнь. Так поступал женевец Руссо, так поступил я сам в «Совращенном поселянине». Я поведал историю моей любви к несчастной женщине из Осера, которой уже нет в живых, но я был скромнее, чем Руссо, я не был откровенен до конца… быть может, оттого, что пришлось бы рассказать…