Толкая локтями и древками копий всех без разбору, переругиваясь, солдаты за несколько минут все же усмирили людей.
Кирилл отошел от виселицы.
– Чего Никола? Неужто, за такие дела пощадит Господь царя-то нашего?
Тот лишь неодобрительно посмотрел на друга из-под густых бровей.
– Ты бы помолчал. Как бы самому вслед за воренком туда не попасть, – Никола кивнул на виселицу. – Ушей вокруг – вон сколько. Своих четверых не жалко – так хоть моих пожалей.
Кирилл посмотрел на виселицу и уже собрался что-то ответить, как заметил в небе большую черную птицу.
Над площадью раздалось пронзительное карканье. Огромный ворон поднялся вверх, разрывая воздух исполинскими крыльями, сделал круг над храмом, и камнем кинулся вниз – к виселице.
Толпа замолкла. Все, кто был на площади – стражники, приговоренные, простой люд, палачи, – ошеломленно наблюдали как птица, почти достигнув земли, снова взмыла над крышами домов, пролетев совсем рядом с умирающим на виселице ребенком, почти коснувшись его крылом, и, поднявшись в воздух, повернула прямо на палаты.
В тишине было слышно, как хлопают крылья ворона. Казалось, что он не видит впереди преграды и готов разбиться о кирпичи царского обиталища. В окне все еще стояли юноша и монахиня – шестнадцатилетний царь Михаил Федорович со своей матерью инокиней Марфой.
– Маринкин ворон! – обреченно сказала Марфа, захлопнув ставни. – Беда нам! Горе мне, что послушалась я архиепископа. – По ее щекам текли слезы.
Федор обнял и прижал к себе мать. Он сам долго не соглашался на царствование. Наученный долгими годами преследований, когда весь их род Романовы пытались истребить то слуги Годунова, то поляки, он мечтал прожить жизнь вдалеке от столицы в тихом имении.
За окном послышался шорох – ворон сел у окна закрытого Марфой окна. Сделал несколько шажков, скребя когтями лаковый деревянный подоконник. И вдруг издал страшный надрывистый звук, который больше походил на человеческий крик, нежели на карканье.
– Пррроклинаю весь род ваш Ррромановский! – послышался через мгновенье за окном шепот.
Птица сделала еще два шага, ударила клювом в закрытую ставню и повторила.
– Пррроклинаю весь рррод ваш Ррромановский! Пррроклинаю весь род ваш Ррромановский!
Сказав это, говорящий ворон взлетел, облетел площадь и опустилась на перекладину виселицы.
Мелкие капли дождя уже покрыли детское лицо. Ворон опустил голову вниз. Детские ножки все еще неуклюже сгибались на весу, а ручки с растопыренными толстыми пальчиками, словно у птенца, дергались вверх-вниз.
Птица гордо подняла голову и, будто бы не видя собравшихся, повторила.