Тишина была напряженной, и, наверно, не у меня одного возникло ощущение, что сейчас тренер тихо скажет «фас!» и эти двое положат нас штабелями.
Однако все оказалось не так страшно. Тренер сказал, что сейчас ребята покажут нам, что нужно сделать, и каждый попробует повторить. Прошедшие конкурсный отбор сядут на лавочку у окна, не прошедшие – на ковер у стенки.
Испытание состояло из трех туров. Нужно было отжаться от пола из положения в упоре лежа, поднять на грудь штангу собственного веса, залезть под потолок по канату без помощи ног и так же спуститься. Один из самбистов, демонстрируя нам это упражнение, сделал «уголок», подняв широко расставленные ноги до прямого угла с корпусом. Лез он нарочито медленно, подолгу зависая на согнутой руке, пока перехватывался другой. Рукав его курточки, казалось, сейчас треснет по шву из-за того, что железному бицепсу в нем тесно…
Когда подошла моя очередь, я уже мысленно, понурив голову, шел прочь от Дворца спорта, силы, мужества и красоты. Я отжимался, а один из самбистов считал вслух. С испугу я отжался двенадцать раз (мой личный рекорд был семь). «Хорошо», – сказал тренер и указал на лавочку.
Этот тур прошли практически все, кроме одного мальчика. Такое обстоятельство меня приободрило: это было новое ощущение – видеть кого-то еще более дохлого, чем я сам.
Но начался второй тур – и забрезжившая было надежда стала меня оставлять. Предстояла «железная игра»… Тут отсев пошел вовсю. Несчастливцы косяками двинулись на ковер к стенке.
В этот раз моя очередь подошла неожиданно быстро, несмотря на то, что я старался взять на себя функцию замыкающего. Мне казалось, что когда большинство выгонят, то к концу испытания нас, невыгнанных, останется мало и выгонять вообще перестанут. Один из самбистов смерил жалостливым взглядом мои «мощи» и, усмехнувшись, сказал тренеру: «Ну, ему и грифа одного хватит». Когда он снял блины и замки, я озверело схватил осиротевший гриф, рванув его с таким остервенением, что чуть не опрокинулся навзничь. Самбист, ловко увернувшись от снаряда, сделал движение, чтобы поддержать его, но я, как Геракл, восстановил равновесие, чудом удержав штангу на груди. Он усмехнулся: «Суровый», – и констатировал, что вес взят…
На третьем испытании отсев возобновился. Половина соискателей уже сидела у стенки. Когда я подошел к канату, то ненавидел его всей душой… Чтобы оказаться повыше и лезть поменьше, я уцепился за канат, подпрыгнув. Это был довольно рискованный прием, потому что некоторые срывались под тяжестью своего тела, и тогда путь был один – к стенке. Но я удержался и стал карабкаться. Ноги болтались, как две мокрые веревки. Я старался быстрее перебирать руками. Вообще-то я всегда панически боялся высоты. Уже в двух метрах над уровнем моря меня начинало «штормить». Я влез на три метра. До верхней металлической части каната оставалось сантиметров пятьдесят, но силы меня уже почти покинули. Я понял, что попытка перенести вверх руку еще раз закончится тем, что я грохнусь на пол и уносить из зала будут не меня, а то, что было мной. Не судите мое малодушие, но от дальнейшей борьбы я отказался, спасая юную жизнь, которая, я знал, еще нужна людям. Спускаться было легче. Когда дрожащие ноги мои ощутили ковер, я, понурившись, поплелся к стенке…