— Да здравствует Америка!
— Да здравствует Франция!
— Да здравствует де Голль!
Трепет взволнованной толпы начал передаваться Леа. Она сильнее прижалась к Лорану.
Танк «Экзюперанс» остановился у башни Сен-Жак, где находился капитан Бюи.
— Эге, д'Аржила! Мы не скучаем!
— Это не то, что вы думаете, Бюи…
— Я ничего не думаю, я утверждаю.
Лоран спрыгнул с танка и протянул руки. Леа позволила снять себя.
Вокруг них сновали парочки, смех становился все громче, слова все более значительными, жесты более понятными, взгляды более выразительными. Все готовились отпраздновать освобождение Парижа самым простым и естественным образом: торжеством любви.
Леа медленно подняла глаза:
— Камилла умерла.
Это было, как взрыв. Вначале все вспыхнуло, потом погасло вокруг Лорана. Остались только блеклые краски, придавшие налет нереальности вещам и силуэтам, двигавшимся с неестественной медлительностью… Словно ледяная ночь настала в середине августа, и из нее возникли мертвецы Парижа… Что им надо от французского военного в американской форме, плачущего у башни Сен-Жак, возле своего танка, носящего имя забытой святой?..
Леа видела, как страдает этот мужчина, когда-то любимый ею. Ее сердце разрывалось от жалости к нему, но она не могла поддержать его, настолько сама была опустошена, не чувствуя больше в себе ни сил, ни надежд.
— С Шарлем все в порядке.
Это было все, что она нашлась сказать.
— Что с вами, дружище? Плохие новости? — спросил капитан Бюи, кладя руку своему товарищу на плечо.
Лоран выпрямился, не стараясь скрыть слез, текущих по его грязному лицу.
— Я только что узнал о смерти жены.
— Я соболезную… Как она умерла?
— Я ничего об этом не знаю, — сказал Лоран, поворачиваясь к Леа и спрашивая ее взглядом.
— Она была убита немцами и полицейскими при нападении на ферму, занятую маки.
Они умолкли все трое, безразличные к радости, кипевшей вокруг них. Бюи опомнился первым.
— Идите, вас вызывает командир.
— Иду… Леа, где мой сын?
— Он со мной, у моих теток на Университетской улице.
— Я постараюсь получить завтра увольнение. Обними Шарля за меня.
— До свидания, мадемуазель, я им займусь.
Отупевшая от усталости и горя, страдая от нестерпимой головной боли, Леа тащилась по улице Жакоб, не замечая толчков прохожих, пьяных от радости и вина. На Университетской улице она, вконец обессилев, долго сидела в темноте на ступеньках лестницы. Вспыхнул свет. «Смотрите-ка, дали электричество!» Леа доплелась до квартиры тетушек и нажала на звонок.
— Сейчас, сейчас… Что такое?.. Без церемоний! Мадемуазель Леа! У вас нет своего ключа?.. Что с вами?.. Боже мой!.. Мадемуазель… мадемуазель…