Грусть в голосе говорившей поразила Леа, она упрекнула себя за безразличие к горестям своей сестры. В первый раз после своего возвращения в Париж она ее по-настоящему рассмотрела. Как же она изменилась, эта молоденькая санитарка из Лангона! Эта молодая женщина, которая так отважно защищала свою любовь к немецкому офицеру! Куда исчез этот ореол красоты, освещавший ее немного банальное лицо провинциалки из добропорядочной буржуазной семьи? Это кокетство влюбленной, открывающей прелести столицы? Это сияние молодой матери, так гордо прогуливающей своего ребенка по набережным Сены?
Леа рассматривала эту незнакомку, которая была ее сестрой, и замечала горькие складки возле рта, плотно сжатые губы, впалые щеки, бледность которых подчеркивали неловко наложенные румяна, тревожный, все время блуждающий взгляд и этот тюрбан со смешной прядью волос, напоминающей накладные волосы старой актрисы немого кино. А эти руки?.. Эти нервно дрожащие пальцы… У Леа сжалось сердце от жалости к сестре. Ей хотелось ее утешить, обнять, но она лишь пробормотала:
— Ты знаешь что-нибудь об Отто?
— Нет, у меня нет вестей от Отто. Я пойду за тетушками.
Усталость охватила Леа, она снова закрыла глаза.
Когда Альбертина и Лиза де Монплейне вошли, она спала.
Вечером Леа увидела уже другое лицо, склонившееся над ней.
— Франсуа!
В свой поцелуй они вложили, наверное, все, что не могли и не умели высказать. Они оба ощутили тот вкус к жизни, который давал им силы преодолевать самые тяжкие воспоминания.
— Пожалуй, моя дорогая, нужно привести в порядок перышки. Вы знаете, что я не люблю мешки с костями.
— При теперешней нехватке всего это будет нелегко.
— Не утруждайтесь хозяйственными проблемами. Я возьму на себя это дело.
— Как вам это удается? Разве ваши друзья по черному рынку продолжают свою плодотворную деятельность?
— Вижу, что болезнь не лишила вас острого язычка. Мне это нравится. Мои друзья, как вы выразились, испарились и должны быть сейчас во дворцах Баден-Бадена или испанских тавернах, но их сменили другие, не менее оборотистые. Эстелла готовит вам куриный бульон, яйцо всмятку и творог и вдобавок старый «Лафит-ротшильд». Вы потом скажете, как вам это понравится.
— Не от этого я могу отрастить свои перышки, как вы выражаетесь.
— Припомните Киплинга: «Торопливость погубила желтого змея, который хотел проглотить солнце».
— Это очень любезно с вашей стороны — сравнивать меня со змеем.
— Вы самая очаровательная маленькая змея, которую я знаю, — сказал он, гладя ее по волосам. — Завтра я пришлю вам парикмахера, а то сейчас это похоже на солому. А пока вы примете ванну.