— А что известно о дяде Адриане?
— Ничего. Зато известно об Альбере.
— Он жив? — воскликнула Леа.
— Нет, мертв, его замучили в гестапо.
Бедная Мирей… Может быть, смерть Файяра и его жены — месть?.. Лишение губителя жизни никогда не вернет загубленную им жизнь… и, однако, как хочется их убивать, тех, кто повинен в смерти любимых нами…
— Ты помнишь Мориса Фьо? — спросила Лаура у Леа.
— Как я могу забыть такого подонка?!
— Он был казнен по приказу руководителей Сопротивления.
С каким равнодушным видом говорила это ее маленькая сестричка, когда-то чуть не влюбившаяся в молодого убийцу! Сколько еще смертей! Когда все это кончится?
— Как поживает Руфь?
— Нормально. Она медленно оправляется от своих ран, но обстоятельства гибели Альбера, а потом Файяров ее потрясли. По телефону она не переставала повторять: «Люди обезумели, люди обезумели». Кажется, с Файярами поступили зверски. Их тащили, подгоняя вилами и палками, через виноградники к колодцу, там их связали и бросили в колодец. Они вместе дико закричали…
— У меня этот крик как будто до сих пор стоит в ушах, — выдохнула Леа. — Ах, Матиас, я не хотела этого!
Покрывшись потом, стуча зубами, она снова упала на кровать.
— Мы сошли с ума, говоря об этом при ней. Уходите, дайте ей отдохнуть.
Они вышли из комнаты.
Франсуа, твердя нежные, успокаивающие слова, вытер Леа лоб. Понемногу она успокоилась и, обессилев, уснула.
Несмотря на все эти переживания, Леа очень быстро поправлялась. 24 сентября, в воскресенье, Франсуа Тавернье отвез ее подышать свежим воздухом в лес. Несмотря на отвратительный обед в ресторане, они вполне насладились лесным воздухом и мхом, благосклонно принявшим их нетерпеливые тела.
Вечером во время ужина, на этот раз замечательного, в роскошном ресторане на Елисейских полях он сообщил ей о своем скором отъезде.
— Куда вы отправляетесь?
— По поручению генерала.
— Какого рода поручение?
— Я не могу вам ничего сказать. Но это не должно продолжаться больше одного или двух месяцев.
— Один или два месяца? Вы себе представляете, какой это долгий срок?
— Война не закончилась.
— Не покидайте меня, Франсуа!
— Это необходимо.
— Я хотела бы поехать с вами.
Он разразился громким смехом, заставившим обернуться присутствующих и подойти официанта.
— Месье желает чего-нибудь?
— Да, бутылку вашего лучшего шампанского.
— За что мы выпьем? — сухо спросила Леа.
— За вас, мое сердце, за ваши прекрасные глаза, за ваше выздоровление, за жизнь…
Но, увидев, что она помрачнела, продолжил серьезно:
— Не беспокойтесь. Все будет хорошо.
— Я не знаю — почему, но мне страшнее теперь, чем было в эти четыре года оккупации.