Нам удалось погрузить на машину содержимое четвертого контейнера. Максим приказал отступать, когда немцы открыли огонь. Мы присоединились к маки Дюра и только на следующий день узнали, что случилось с четырьмя нашими товарищами.
Жан нервно затянулся погасшей сигаретой. Леа зажгла ему другую. Он продолжал бесцветным голосом:
— Максим остался у места выгрузки с Роже Маньо, Жан Клаве и Эли Жюзан прикрывали наш отход. Они установили между двумя контейнерами легкий пулемет и, пользуясь сброшенными боеприпасами, открыли огонь. Немцы отвечали, но не показывались. Однако четверо полицейских сумели подобраться к нашим товарищам. Наших ранили, они попытались бежать, но было слишком поздно. У них к тому же кончились патроны… Немцы избили их прикладами и, смеясь, наблюдали, как головорезы из полиции пытают их. Они вырвали им ногти, содрали кожу до мышц и наконец заставили их вырыть себе могилы…
Леа сухими глазами смотрела на рыдающего Жана.
— А что случилось потом?
— Они подожгли ферму Бри и уехали в Мориак с песнями. Вместе с маки Дюра мы залегли в пятидесяти метрах от блазимонской дороги, открыли пулеметный огонь и забросали их гранатами. Немцы и полицейские бросились на землю и стали отстреливаться. Здесь Рауль и был ранен в плечо, а я в ногу. Двое наших товарищей пали рядом с нами: Жан Кольёски и Ги Лозанос. Мы отошли, скосив несколько человек из автомата, но на мориакском кладбище мы были ранены снова. Аббат Гресье подобрал нас и оказал нам первую помощь. Видя тяжелое состояние Рауля, он предупредил доктора Лекаре из Ла-Реоля, который входил в нашу сеть, но из-за немецких заслонов на дорогах не смог нас отвезти к нему и оставил в Пиане, оттуда мы пошли пешком. Остальное ты знаешь.
Друзья долго молчали, держась за руки. Руфь прервала их мрачные мысли, быстро войдя в комнату.
— Я встревожена, у Файяров никого нет, все заперто. Дети мои, вам надо уезжать.
— Но куда же мы отправимся?
— В Париж к твоим теткам.
— Я не могу теперь уехать, мне надо побывать в Верделе и предупредить мою мать.
— Я это сделаю, Жан.
— Спасибо, Руфь, но именно мне следует сообщить матери о гибели Рауля.
— Я понимаю, дружок… Но что ты будешь делать потом?
— Продолжать сражаться. Прости, Леа, что оставляю тебя, но я не могу поступить иначе.
— Возьми мой велосипед, Жан. Так ты доберешься быстрее.
— Спасибо. Если удастся, я вам его верну. Прощай, Леа. Тебе тоже надо уезжать.
Она, не отвечая, обняла его. Бернадетта Бушардо и Руфь тоже обнялись с ним, советуя ему помнить о своей ране.