…с предыдущими было проще, они особых надежд не испытывали, да и сватала девиц маменька, памятуя давнюю, но еще живую в памяти и сердце историю с Малгожатой, исподволь, намеками. Но княжну Ястрежемскую отыскал отец, у которого с Богуславиным батюшкой имелись общие дела. И пригрозил, что, дескать, ежели Себастьян от невесты станет нос воротить, то и жить будет исключительно на акторовскую зарплату, а она, невзирая на все расположение Евстафия Елисеевича, до отвращения мала.
…нет, Себастьян мог бы напомнить про те двадцать тысяч злотней из дедова траста, полученные нежданным подарком на собственное двадцатилетие. И про то, что деньги сии, прошедшие мимо семейной казны, вложены в ценные бумаги и доход дают стабильный, но…
…отец разозлится, а злость свою на матушке выместит…
И что в нынешней ситуации делать бедному актору?
Выживать, как придется.
Глянув на Богуславу, которая вертела в пальцах ковырялку для ушей, Себастьян вынужден был признать, что эта — не передумает… вот ведь!
— Представьте, вы на приеме, — он подвинулся ближе. — А у вас в ухе зудит… в левом… или в правом…
…зудели не уши, но пятки, мерзко, настойчиво так…
— …и этот зуд вас мучит…
…поднимается к голеням… и Себастьян, отвлекшись от речи, которую тренировал весь предыдущий день, стараясь достичь нужной степени вдохновенности, наклонился и поскреб.
Боже, до чего хорошо…
…жаль мало.
— …и вы берете свою ковырялку…
Богуслава молча протянула палочку, за которую Себастьян вывалил сто двадцать злотней и это со скидкой. Не удивительно, что семья разоряется при таких-то ценах.
— …и смело, с соблюдением всех приличий, ковыряетесь в ухе…
…Себастьян содрал ботинки и, едва не постанывая от наслаждения, поскреб палочкой ступню.
— Вам плохо? — заботливо осведомилась Богуслава.
Хорошо…
…просто-таки чудесно…
Пальцы вот дергаются, но пальцы — право слово, это такая ерунда, главное, не прекращать чесать… хорошая палочка, стоит своих денег… и зуд расползался, выталкивая на поверхность кожи защитную чешую. Да что с ним такое?
…или…
Себастьян огромным усилием воли заставил себя расстаться с чудесной палочкой, предназначенной для ковыряния в ушах…
— Богуслава, — он дернул плечом, пытаясь угомонить прорезавшиеся крылья, которые тоже, что характерно, зудели невыносимо. — Вы ничего мне сказать не хотите?
— Я… — ресницы затрепетали, а в зеленых очах блеснула искра торжества.
Да что ж им всем-то неймется?!
— Я… должна вам признаться…
Говорит с придыханием, ладони к груди прижала… а грудь у панночки Богуславы выдающаяся… Себастьян с трудом отвел взгляд, заставив себя смотреть не на грудь, и даже не на оборочки, которыми декольте было украшено весьма щедро, но на вышитые бутоны.