Семилетний.
Вербовщик, несколько пораженный подобным рвением, осторожно уточнил, знает ли пан Грей, что договора подобного рода являются нерасторжимыми? А получив ответ утвердительный, пожал плечами — мало ли, у кого какая блажь случается? Благо, за нонешнюю вербовщику полагалась премия, отчего к престранному юноше со взором горящим он проникся вполне искренней симпатией.
Хочется служить отечеству?
Пускай себе.
Главное, чтоб годным признали.
Как ни странно эта же мысль беспокоила и Себастьяна. Впрочем, к когтям, равно как и хвосту, убрать который у Себастьяна не получалось при всем старании, полковой доктор отнесся с поразительным равнодушием.
— Годен, — буркнул он. И дыхнув на печать ядреным сивушным перегаром, шлепнул на серый лист.
Полковой маг, глянувший на хвост искоса, лишь поинтересовался:
— Оборотень?
— Метаморф.
— В казармах на луну не выть, в казенной одежде не обращаться, — маг извлек из-под полы серебряное перо. — Попортишь — из жалованья вычтут…
За сим освидетельствование, бывшее скорее ритуалом, нежели вящей необходимостью, было завершено. И Себастьяну на побуревшем латунном блюде подали договор и булавку, которую вербовщик протер почти чистым носовым платком. Им же отмахнулся от крупной осы, что кружилась над лысиной.
— Ну… это, с Вотаном, паря… — вербовщик скосил глаза на портрет государя, несколько засиженный мухами. Очи Его Величества гневно сверкнули, и вербовщик, кое-как втянув живот, рявкнул: — И во благо Отечества!
— Во благо, — эхом отозвался доктор, подымая мутную склянку.
И с преогромным наслаждением, даже не поморщившись, Себастьян воткнул в мизинец булавку. Капля крови скатилась на темный пергамент, впиталась в узор, активируя заклятье.
— Поздравляю, — сказал вербовщик, не без труда подавив зевоту. — Вы зачислены в рекруты…
…он говорил еще что-то, нудно втолковывая о правах и обязанностях, Себастьян же, сунув палец в рот — мизинец, не осознавая торжественности момента, ныл и отращивал коготь, демонстрировать который было как-то неудобно…
С этого и началась новая жизнь ненаследного князя Вевельского…
Глава 2
Где речь идет о женской злопамятности, девичьих мечтах и унитазах
Девятнадцать лет спустя
— Дуська! У него новая любовница! — вопль единоутробной сестрицы выдернул Евдокию из сна, в котором она, Евдокия Парфеновна Ясноокая, девица двадцати семи с половиною лет, едва не вышла замуж.
Открыв глаза и увидев знакомый потолок с трещиною, которую заделывали каждый год, а она все одно выползала, Евдокия выдохнула с немалым облегчением.
Присниться же такое! Замуж ей не хотелось. Вот совершенно никак не хотелось.