— Конкурс не отменят?
— Никак нет, Себастьянушка, — толстые пальцы сплелись под подбородком. — Сам понимаешь, что сие событие не только культурное, но и политическое. Да и то, что толку отменять? Ежель этой шайдре надобно во дворец пробраться, то проберется…
Тоже верно.
— Пущай уж действует по старому плану… а мы приглядимся… приценимся… авось и учуем чего.
…Себастьян совершенно точно знал, кому именно предстоит приглядываться, прицениваться и учуять.
— И что мы знаем? — в тон начальству поинтересовался он.
Евстафий Елисеевич потер подбородок. Он, в отличие от многих цивильных лиц, еще с давних пор склонных отращивать бороды, брился старательно. И немногие знали, что старательность сия происходит единственно от того, что борода у познаньского воеводы росла редкая, кучерявая да и вовсе несолидного, морковно-красного колера. Этой своей особенности Евстафий Елисеевич стеснялся едва ли не больше, чем простоватых манер и неумения красиво говорить.
— А ничего-то мы и не знаем, чтобы наверняка… но предполагаем… — он погладил стол казенной неприметной породы, как и вся прочая мебель в кабинете. — Она, несомненно, умна. И одарена магически, поскольку вряд ли повсюду таскала за собой кого-то, кто бы чистил людям память…
— Или амулетик имеет…
— Или амулетик, — принял возражение Евстафий Елисеевич. — Но амулетик, Себастьянушка, дело ненадежное. Для малого он годен, а вот князю память чистили профессионально…
— И то, и другое?
— Пожалуй… да, пожалуй… на каждого тратиться не станешь. Для случайных знакомцев личину прикрыть амулетиком, а вот уже людишками близкими и сама занялась. Но хитра паскудина, если от разведки ушла…
…Евстафий Елисеевич не хотел вслух говорить то, о чем оба с Себастьяном подумали: не сама ушла росская девица. Помогли ей.
Намекнули, куда князь пропал… вот и успела.
Плохо.
— Хладнокровна, — продолжил познаньский воевода. — Личную горничную сама зачистила… и так, что даже Аврелий Яковлевич с нее не поимел… нехорошая женщина. Опасная, Себастьянушка.
Он нахмурился и потер сложенными пальцами переносицу.
— Ты уж аккуратней там… ежели почует опасность, убьет, глазом не моргнув.
Это Себастьян понимал и без объяснений.
— А самое поганое знаешь что?
— Нет.
Евстафий Елисеевич кивнул, словно не ожидал другого ответа:
— Из наших она, Себастьянушка…
— Что?!
В росскую колдовку удивительной силы князь Вевельский еще готов был поверить, но чтобы своя же… и на Россь работала…
— Сам посуди, — примиряюще произнес познаньский воевода. — Отбор-то на конкурс строгий. Разведка наша едва ли не под мелкоскопом каждую девицу просматривает. И тут одной крысы в ведомстве мало будет, чтобы пройти, а в то, что в разведке целую крысятню развели, я не поверю… нет, Себастьянушка, не стали бы россцы рисковать на такой мелочи. По-крупному играют. И значит, наша она. Тут родилась. Тут росла… и где-то с россцами снюхалась…