И мир двоился… или нет, не мир, он оставался прочен, устойчив, и во многом потому, что мир этот Лихо держал. А вот с Иолантой было неладно. Она менялась, и из-под одного обличья проступало другое.
— Значит, со мной что-то не так? — поинтересовалась Иоланта иным голосом, в котором слышалась откровенная насмешка. — Ты забавный мальчик… и пожалуй, мы долго могли бы выяснять, прав ли ты или же ошибся. Однако, будем считать, что тебе повезло. Угадал. Кстати, лишь поэтому?
— Нет, — Себастьян собственной правоте не слишком обрадовался. — Еще кое-что… снимки от одного хорошего… ладно, не очень хорошего человека, зато профессионала крепкого… знаете, в нынешнем мире колдовкам, верно, непросто придется. Техника от чародейства сбоит. И пусть бы метку вашу заснять не удалось, но возникли вопросы, отчего это именно ваши снимки, милая Иоланта, столь размыты? От проклятья ли? Или по иной причине?
— И это можно было бы объяснить, — сказала колдовка. — Если бы я захотела.
— Но вы не хотите?
— Нет. А ты продолжай, продолжай, пока можешь.
— Спасибо, — Себастьян отвесил церемонный поклон. — И вправду продолжу. Был еще один нюанс. Видите ли, я уже говорил, что многое в этой истории переплелось… к примеру, Клементина… она ваша дочь?
— Внучка…
— Внучка… внучка, которую ваша дочь родила от короля, но дитя боги обошли колдовским даром, оттого вы и отдали ее отцу. И пожалуй, еще затем, чтобы при дворце имелся собственный человек. Это полезно, так ведь?
Лицо Иоланты расплывалось. Евдокия пыталась разглядеть черты того, другого, которое проступало, но не могла. Пыталась отвести взгляд, поскольку меняющееся, это лицо было неприятно, едва ли не тошнотворно, но вновь же не могла. И зачарованная переменой, устремилась бы вперед, к этой, несомненно, опасной женщине, когда б не Лихо.
— Не смотри, — сказал он, закрыв глаза ладонью. А потом, верно, опасаясь, что и этого будет недостаточно, развернул Евдокию и прижал ее голову к своей груди. — Не надо на нее смотреть… это колдовка и очень сильная… очень темная… я встречал как-то подобную, на границе самой… они идут к Серым землям, там ведь нет закона, а люди есть… колдовки совсем уж без людей не могут…
— Вроде пана Острожского?
Лучше говорить о нем, а заодно уж слушать, что голос Лихо, напряженный, с легкою хрипотцой, с рычащими нотами, которых становится больше, что сердце его суматошное.
— Вроде пана Острожского, — согласился он. — Дрянные люди, темные… но их не трогают… перемирие… никто не желает злить Хозяйку…
— Она…
— Не думаю.
— Ко всему, когда человек этот так недоволен жизнью. А если и не совсем недоволен, то рассказать ему можно о том, как плохо ему живется, как его… или ее обижают… исподволь, слово за слово… где вы встретились, панна Клементина?