Я пыталась удержать хлопавший угол ткани и крикнула:
– Потом объяснишь… Лучше помоги!
Объединив усилия, мы смогли вернуть брезенту статус паруса, кое-как выровнять лодку к ветру и развернулись к берегу, контур которого был намечен в белесой мгле. Течение было на нашей стороне, наше плавсредство быстро продвигалось к берегу, кусков и целых глыб льда вокруг тоже становилось больше – один такой здоровенный мини-айсберг мы едва успели отпихнуть веслом. Нам не надо было вычерпывать воду, поскольку пробоины от багра затянулись льдом. Но когда шлюпку стало мотать у берега, хрупкий ледок подтаял, и вода стала опасно хлюпать под подошвами ботинок.
Чем ближе мы подбирались к берегу, тем увереннее чувствовалось лукавство весенней погоды: секущая ледяная крошка сменилась влажными хлопьями, потом и вовсе туманом, густым, как сливочный суп. Разглядеть узкие, закованные в камень проливы, за которыми море разливается фьордами, непросто. Глаза разболелись от напряжения – я не могу толком разобрать выражение лица Андреса, где уж разглядеть береговую линию. Мы здорово вымотались и продрогли. Когда полупустая бутылка виски, которую я впопыхах сунула в карман, чтобы не споткнуться, и почти забыла о ней, вывалилась, я подобрала ее, открутила крышечку и отхлебнула. Умиротворяющее тепло растеклось по гудевшим от усталости мышцам, я протянула остаток Андресу – еще пригномится от холода раньше меня, придется таскать его за собой, а потом объяснять, что да как, то еще удовольствие:
– Хочешь?
Он оглядел бутылку с долей недоверия, но все же сделал глоток:
– Откуда это у тебя? Ты спряталась, чтобы напиться?
– Нет! Нашла… здесь, в шлюпке… – наш разговор снова оборвался.
Дед частенько говаривал, если кто решил выпить в море, то надобно плеснуть в воду, хоть самую малость, чтобы задобрить старинного морского духа Ньёрда, известного бедокура и выпивоху. Но я пренебрегла этим правилом, видно, суровому древнему ванну, хозяину морей и ветров, такое не понравилось. Он без промедления ниспослал нам высоченную волну, увенчанную седым гребнем из ледяных бляшек. Я чудом успела схватиться за борт шлюпки, раньше, чем меня вышибло прямо на острые камни. Нас отделяло от фьорда всего несколько секунд ужаса!
Шлюпку словно переместили в другую реальность.
Неистовый рев прибоя стих, ветра больше не было, а туман превратился в легкую прозрачную дымку. Юная изумрудно-зеленая травка пробивалась повсюду, голубоватые языки льда тянулись к вершинам скал и терялись в дымке. Лужицы сверкали там и тут, как рассыпанные драгоценности, а вода в самом фьорде – пронзительно-синяя и спокойная. Но никто не знает, что скрывается в ее вековой толще. Не удивлюсь, если однажды там обнаружат мифических «плотоядных арктических червей» или вполне реальных реликтовых водных хищников. Но меня пугает вовсе не это.