– Так что, есть желающие послужить великой Германии? Всех касается. Может, передумал кто. А вы станьте в строй.
Новички подчинились. Ряды измученных пленных сомкнулись. Опять замедлилось время. Офицер закурил, Лысянский с полупоклоном угостился из его портсигара, поблагодарил: «Данке шон, герр оберцугфюрер!», зажигалку ему поднес один из топтавшихся рядом хиви. Он успел докурить, когда из строя прозвучало:
– Я!
Протолкнувшись из второго ряда, на плац строевым шагом вышел мужчина лет сорока в грязной шинели и пилотке, натянутой на уши.
– Фамилия? – спросил Лысянский.
– Шевелев. Старший сержант Шевелев.
– Молодец, Шевелев. Слушай мою команду – кру-гом!
Старший сержант послушно повернулся через левое плечо, и со своего места Роман увидел худое остроносое лицо. Шевелев смотрел на пленных одним глазом. Веко второго было опущено до половины.
– Кто хочет взять пример с Шевелева?
С разных концов строя боязливо, не слишком уверенно, видно не до конца понимая, что делают и на что решились, вышли еще четверо оборвышей. Среди них оказался один из солдат, пехотинец, рядовой Ваня Синельников, попавший в лагерь вместе с Дроботом. Все четверо поравнялись с одноглазым Шевелевым и, не ожидая команды, повернулись лицом к остальным.
– Вот так! – Лысянский несколько раз хлопнул в ладоши. – Остальным думать. Большевикам хоть как хана, – это прозвучало уже совсем по-простецки.
По его команде новобранцы повернулись и, ступая не в ногу, скорее волоча ноги, двинулись к лагерным воротам, за колючую проволоку. Офицер довольно кивнул и пошел в ту же сторону. Видимо, свою сегодняшнюю миссию он считал выполненной. Его место рядом с Лысянским заняли пятеро хиви, вооруженных немецкими автоматами и карабинами. На одном из них Дробот увидел добротное кожаное пальто, перетянутое офицерской портупеей, другой выделялся трофейной офицерской шинелью с каракулевым воротником. Все взяли оружие наперевес.
– Ну, значит так, лодыри, – Лысянский заложил руки за спину. – Кто пойдет сегодня работать в лес? Пайку вам прямо туда доставят. Или мне назначать?
Дробот забыл, когда ел в последний раз. Кажется, два дня назад сгрыз несколько сухарей и запил водой из фляги. Упоминание о еде вызвало спазм в желудке, и он подался вперед, собираясь шагнуть из строя. В конце концов, это не служить немцам, просто работать, и пускай труд рабский. Это поможет не сойти с ума, подсказывал внутренний голос. В конце концов, даже баланда способна поддержать силы.
Но внезапно, когда его тело уже обозначило движение, сзади кто-то цепко схватил за локоть, сильно сжал пальцы. В затылок прошипели: