Что случится в худшем случае, никто из курсантов, разумеется, не рискнул спросить. Однако, как мог судить Николай по выражению лиц большинства своих новых товарищей, особого раскаяния за ночное происшествие те не испытывали.
А ведь его могли убить. Инструктор Мельник вполне серьезно собирался сделать это.
…Два первых дня в школе диверсантов прошли нормально и ничем особым не выделялись. Здесь не привыкли задавать вопросов новичкам, прошлое каждого не интересовало остальных. Всех привели сюда сходные обстоятельства, о которых не хотелось особо распространяться и, как знал Дерябин из собственного опыта, нет особого желания напоминать даже себе. Курсантам вполне достаточно, что новичка представили как Пастухова. С ним никто не пытался пойти на сближение, и, как успел отметить Николай, здесь вообще многие держались сами по себе.
Только на вторую ночь он проснулся от того, что сверху навалилось что-то тяжелое, сильная ладонь зажала рот, колено надавило на солнечное сплетение, кто-то с двух сторон ухватил за руки, а прямо в лицо прошипели:
– Лежи тихо, сука чекистская. Первым у меня будешь, краснопузый.
Еще не успев до конца понять, что происходит, лишь осознав отчетливо, что сейчас умрет, так и не узнав причины и даже не увидев своего ангела смерти, Дерябин отчаянным резким движением вырвал правую руку, изо всех сил хватил раскрытой ладонью по тому месту, где должна быть голова противника, точнее – его ухо. И попал: вскрикнув от неожиданной резкой боли, сидевший сверху ослабил давление коленом. Действуя дальше только на кураже, Николай выгнулся дугой, взмахнув при этом правой ногой и даже зацепив пяткой голову врага, которую тот в движении откинул. Каким-то невероятным усилием Дерябину удалось сбросить с себя нападавшего, при этом вырвав из плена левую руку.
Свет не включали, отбиваться приходилось в темноте, наугад, но Дерябин мгновенно оживил в памяти не тренировочный зал, куда в обязательном порядке ходили сотрудники управления НКВД, а детдом и ночные «темные», когда Коля учился отмахиваться от стаи навалившихся злобных зверьков. Разница лишь в том, что сейчас жизнь его повисла на волоске.
Если бы кто-то вовремя не включил свет и дежурный не заорал: «Отставить!», кто знает, как надолго хватило бы Дерябина. Он тут же увидел, от кого защищался: точно напротив стоял инструктор Мельник, тяжело дыша, а в рукопашной Николай уже успел его повидать и оценить подготовку – этот умел убивать голыми руками. Позднее, уже через полчаса, когда среди ночи подняли Дитриха и участники ночного инцидента давали объяснения у него в кабинете, Мельник проговорил без малейшего зазрения совести: узнав, что новичок совсем недавно служил в НКВД, тут же решил наказать его. Отыгравшись на Дерябине за все плохое, что, по его словам, принесла ему лично эта организация. Он ненавидел «красных» люто, считая, что они не имеют права ходить по одной земле с ним, и о причинах подобной ненависти можно было даже не спрашивать. Уж кто-кто, а Николай Дерябин прекрасно понимал: подобное отношение к карательной организации, в которой он состоял, испытывает не только инструктор Мельник.