– И кто меня торопил? – спросила с ленивым интересом. – Я тут уже пять минут маринуюсь.
– Выходи, – сказала Анук и подергала за хромированную дверную ручку.
Саломея подчинилась, но с явной неохотой. На сей раз на ней были элегантное черное платье и изящные туфли на очень высоких каблуках. На ее груди поблескивала уже знакомая Арине камея.
– Я звонила Ямахе, – сказала она, одергивая подол платья. – Вчера вечером. У нее включена голосовая почта, так что я велела ей сидеть дома и не высовываться. Думаю, послание дойдет до адресата, потому что ехать в тот клоповник, который она зовет своим домом, я не собираюсь. Тебе не кажется, Анук, что мы сильно ошиблись, когда набрали в Круг всякой гопоты? Посмотри на результат.
– Мы разговаривали с Ксенией. Она теперь сама по себе. – Анук осмотрелась.
– Значит, остались мы вдвоем, – усмехнулась Саломея. – Две старые ведьмы.
Старой ее нельзя было назвать даже с очень большой натяжкой, так хорошо она выглядела, но возраст и опыт прожитых лет чувствовались в каждом движении.
– Втроем, – мягко, но настойчиво поправила Анук и посмотрела на Арину.
Саломея тоже посмотрела на нее, наверное, в первый раз за все время их разговора. Посмотрела внимательно и заинтересованно, как на диковинную зверушку, а потом произнесла:
– То, что она видит покойников, еще не делает ее одной из нас. К тому же Марго не рассказала ей ничего о финальном пророчестве. Так какой от нее вообще толк?
Она говорила об Арине в ее присутствии спокойно, даже доброжелательно, как о какой-нибудь скаковой лошади, которая в принципе неплоха, но для больших скачек не годится, и поэтому пользы от нее, считай, никакой. Саломея даже улыбнулась Арине, как улыбнулась бы своей маникюрше.
– К тому же она не прошла инициации Кругом.
– Она прошла инициацию кровью. – Анук крепко взяла Арину за запястье, развернула ее руку ладонью вверх так, что стал виден шрам. – Черной кровью! – сказала, как припечатала, у Арины аж шрам зачесался. Или он зачесался под пристальным взглядом Саломеи?
От недавнего снисходительного благодушия не осталось и следа. Саломея даже в лице изменилась: точеные черты потекли, утратили четкость и изящность линий. Она словно враз постарела на несколько десятков лет. Или не постарела, а на самом деле такая, а все остальное – лишь маска, морок, наброшенный не на других, а на саму себя? Морочница… А ей, Арине, вдруг удалось рассмотреть под этой маской настоящее лицо. Ну, так получилось. Озарение или происки черной крови, которая, оказывается, гораздо круче крови голубой. Кто бы мог подумать!