Прежде чем Родерик успел ответить, в комнату постучали, и вошел Томпсон.
— Вам звонят из Лондона, сэр, — сообщил он.
Оставив Томпсона сторожить оцепеневших Анкредов, Родерик вышел из гостиной. Пройдя через зал, он отыскал маленькую комнату с городским телефоном, снял трубку в уверенности, что звонят из Скотленд-Ярда, и был поражен, услышав Агату.
— Я не стала бы тебя беспокоить, но мне кажется, это важно, — сказал ее голос, отделенный от него расстоянием в двадцать миль. — Я позвонила в Ярд, мне сказали, что ты в Анкретоне.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, со мной все в порядке. Но я вспомнила, что сэр Генри сказал мне в то утро. Когда он увидел надпись на зеркале.
— Слава богу. Ну, говори же.
— Он сказал, что больше всего сердит на Панталошу — он был уверен, что это Панталоша, — за то, что она трогала у него в комнате какие-то два документа. Он сказал, что если бы она могла уразуметь их смысл, то поняла бы, что от них для нее зависит очень многое. Вот все. Тебе это что-нибудь дало?
— Даже не знаешь, как много!
— Очень жалко, Рори, что я раньше не вспомнила.
— А раньше это бы и не вписалось в общую схему. Вечером буду дома. Я тебя очень люблю.
— До свиданья.
— До свиданья.
Когда Родерик вышел в зал, его там ожидал Фокс.
— У меня осложнения с Уитерсом, — сказал он. — Сейчас за ним приглядывают Брим и наш водитель. Я решил, что лучше сразу вам сообщу.
— В чем дело?
— При обыске я нашел у него в левом кармане пиджака вот это.
Фокс положил на журнальный столик свой носовой платок и развернул его: в платке лежал флакончик с завинчивающейся пробкой. Флакончик был пуст, лишь на самом дне поблескивала бесцветная жидкость.
— Доктор клянется, что впервые его видит, — сказал Фокс. — Но он был у него в кармане, это точно.
Родерик долго глядел на флакончик и молчал.
— Теперь, пожалуй, все сходится, Фокс, — наконец сказал он. — Думаю, мы должны рискнуть.
— То есть попросить кое-кого поехать с нами в Скотленд-Ярд?
— Да. И дождаться, пока экспертиза определит состав жидкости. Хотя я уже нисколько не сомневаюсь. Конечно же, ацетат таллия.
— Этот арест доставит мне только удовольствие, сэр, — угрюмо сказал Фокс. — Что факт, то факт.
Родерик не ответил, и, подождав, Фокс кивнул на дверь гостиной:
— Так вы разрешаете?
— Да.
Фокс ушел, а Родерик остался ждать в зале. Сквозь гигантские витражи пробивались лучи солнца. Радужные блики рябью покрывали стену, на которой должен был висеть портрет сэра Генри. Ступени лестницы, растворяясь в темноте, уходили наверх, где-то на лестничной площадке тикали невидимые часы. Над огромным камином пятый баронет Анкретонский самодовольно указывал шпагой на разверзшиеся небеса. Догоравшее полено с шипением повалилось набок; в глубине дома, в комнатах прислуги, громкий голос что-то спросил, а другой голос спокойно ему ответил.