– А куда потом этого офицера дели? – поинтересовался старший сержант.
– Эмир узнал, что он пассивный гомосексуалист, и с живого снял с него кожу. Собственноручно. С офицера ФСБ он снимать бы не стал. А с голубого снял. Я бы вот побрезговал, а он нет.
– Я же говорю, зверь и бандит, – гнул свою линию Серафим Львович.
– Но человек милейший… – не унимался бомж с сиплым голосом. – Не побрезговал… Правда, вот анекдот этот я ему простить не могу. Ладно бы хоть разные рассказывал, пусть и «с бородой», а он одним всех достает. И не перебьешь ведь. Застрелит сразу. А его парни слушают и в очередной раз пасти разевают – хохочут. Лучше бы застрелили его. Все ведь при оружии…
– Понятно, – прекратил спор старший сержант. – Васнецов! Пробеги со Стрижаковым до прохода, загляни как можно дальше, найди место поуже, выставь пару «растяжек». И автоматы убитых с запасными рожками прихвати. Сгодятся. И гранаты тоже, если есть.
– Понял. Сделаю… – младший сержант жестом позвал за собой рядового Стрижакова и побежал туда, откуда пришли первые четыре бандита.
Семисилов повернулся к бомжам.
– А что собой представляет база бандитов? Охрана там остается, когда другие уходят?
– Сомневаюсь насчет охраны, – сказал Серафим Львович.
– Зачем там охрана, – сказал третий бомж, с громадной родинкой под левым глазом, до этого молчащий. – Они охрану только рядом с нами выставляли. Если кто войдет в ущелье, мимо нас не пройдет. А с той стороны до границы тридцать километров по камням.
– Сам ходил? – спросил Серафим Львович.
– Я так слышал, – сказал бомж с родинкой. – Я в Махачкале родился. Язык с детства знаю. В Самару перебрался, когда мне пятнадцать лет было. Язык не забыл. Слышал, как они промеж собой разговаривали.
– Вот темнила, – сказал бомж с сиплым голосом. – И молчал, что язык знает.
– Если бы сказал, кто-нибудь проболтался бы. Мир не без стукачей. Тогда при мне бы больше не разговаривали. А так – не стеснялись.
– И что ты узнал? – спросил Семисилов.
– Аукцион проводится в третьем отсюда ущелье. Как выйдешь, сразу налево. Должно быть несколько местных жителей. Хозяева кирпичного завода. И сваны должны прийти из Грузии. У них там престижно иметь русских рабов. С такими они себя выше России чувствуют. Своего рода месть. Эти сваны из приграничных сел. Их с нашей стороны границы мало. Рабов хотят покупать для перепродажи дальше, в Сванетию. Так обычно делают. Их по ту сторону границы должен будет грузовик дожидаться. На нем и повезут. С запада в Сванетию русских рабов абхазы продают. Но те берут очень дорого. В два раза дороже, чем дагестанцы. Правда, абхазы привозят туристов. Молодых и сильных людей. Специально за такими охотятся. Заманивают на турбазы и воруют. Но молодые и сильные часто убегают. Потому в последнее время стали больше бомжей брать. Не таких, конечно, как мы, кто получше выглядит. Хотя тоже ругаются. Вино у них, если доберутся, все выпивают, а потом, говорят, хоть убивайте. А они же вино вместо воды держат. Вот наша братия и старается.