— Ну да.
— Но временами, — продолжал Гелеско, — нам кажется, что ты нас не уважаешь.
— Каждому хочется, чтоб его уважали, — с достоинством заметил Каннис. — Мы уважаем мистера Цезаря… Он достоин уважения.
— И мы считаем, ты мог бы немножко уважать нас, — добавил Гелеско. — Мы ведь партнеры, правда?
— Тогда… — резюмировал Каннис, — ты нас уважаешь, мы тебя уважаем.
— Абсолютно согласен, — сказал я так храбро, как только мог.
— Хороший парень, — сказал Гелеско и ущипнул меня за щеку.
Мне было больно.
В тот вечер, когда Дженни Толливер сообщила мне о своем намерении выйти замуж за Артура Эндерса, я помчался к Мейбл Хеттер и излил все свое разочарование и злобу на дубовую двуспальную кровать в ее спальне.
— Чудо! — счастливо сказала она.
Еще до полуночи я вернулся в «Питер-Плейс», но в благодарность за щедрое гостеприимство Мейбл согласился прийти к ней пообедать в следующую пятницу. Настоял, что сам принесу вино: бутылку шабли и «Поммар» 1978 года.
Обитала Мейбл в одном из похожих на линейные корабли многоквартирных домов на Западной Пятьдесят седьмой улице, в фасады которых, украшенные известняковыми гаргульями и загогулинами, семьдесят пять лет въедалась городская грязь и копоть. Там были открытые лифты-клетки и ванны, хромающие на все четыре ноги, готовые дать течь в любую минуту.
Поразительная старая постройка, изначально предназначавшаяся под студии художников. Паркет в гостиной и кафельный пол в ванной. Потолки в двенадцать футов высотой, ореховые панели на стенах. Раздвижные двери с бронзовыми ручками и замками. Подоконники, как водится, обтянуты бархатом.
В квартире Мейбл была одна спальня, и платила она за нее тысячу двести пятьдесят в месяц. Такие вот денежки, ясно? А поскольку она не работала, я понял, что текут они от папы и мамы из Канзаса. Папа, по ее словам, — владелец каких-то там силосных ям или башен, или чего-то в этом роде.
Она обставила квартиру в стиле Армии спасения — огромные кресла и кушетки, почти столь же древние, как сам дом. Множество ситцевых и кретоновых покрывал. Несколько хороших старинных безделушек, но в основном — хлам. Много живых красивых цветов. Поцарапанное пианино. Единственный кондиционер в окне спальни.
Она отрекомендовалась хорошей поварихой, но мне казалось, ее таланты ограничиваются пирогами и салатом из шпината. Заглянув на кухню, я понял, что к еде она относится серьезно.
Кухня была почти такой же большой, как в «Питер-Плейс», и на верхней полке стояло столько горшков и кастрюль, что хватило бы на весь Южный Бронкс. Двойная раковина, длинный стол, отдельная стойка для резки мяса, холодильник и морозильник, мощная газовая плита, микроволновка.