Октябрьским утром я на несколько часов покинул офис и отправился на Пятую авеню за покупками. Много денег просаживать не собирался — много у меня при себе и не было, — но рассчитывал купить несколько новых рубашек, свитер и какую-нибудь забавную ерунду для Мейбл Хеттер.
День был ясный, холодный и ветреный. На Пятой авеню развевались флаги, и прохожие сновали в том особом спешном ритме, что возникает обычно с приближением Рождества. Чистое небо сияло открыточной синевой, и я увидел первого в сезоне лоточника с жареными каштанами.
Манхэттен напоминал театральные подмостки. Кто-то все умно продумал, и занавес только что взлетел под аплодисменты. Блестящий успех, слава, и я был решительно счастлив.
Я слонялся, разглядывая витрины, покупая ненужные вещицы. Подумал, не подстричься ли, но такое серьезное решение нельзя было принимать в столь беззаботный и славный денек. И я просто фланировал.
Купил Мейбл маленькое шоколадное пианино с белыми клавишами и велел доставить по адресу, вложив карточку, на которой мелким шрифтом значилось только мое имя. Элегантно, правда?
Позавтракал в «Плазе»: белонские устрицы и маленькая бутылка «Мюскаде». Оставил крупные чаевые, ибо хотел, чтобы все были счастливы. Потом пошел назад в «Питер-Плейс».
В то утро дежурил Кинг Хейес в своем сером в полоску фланелевом костюме, к которому он добавил клетчатый жилет. Поистине великолепный вид, и я не преминул сообщить ему об этом.
— Как ты всегда говоришь, — ухмыльнулся он, — плыву по волнам. А для тебя тут пакет.
— Да? От кого?
— Без обратного адреса. Посыльный принес и ушел. Даже чаевых не обождал. Он на твоем столе.
Кинг поплелся за мной в офис. Пакет был размером с коробку для обуви. Завернут в коричневую бумагу, перевязан бечевкой. Я вдруг вспомнил пакет с резаной газетой, который сунул когда-то в руки Сиднею Квинку.
Я наклонился посмотреть. На обертке проставлено лишь мое имя печатными буквами. Я взял сверток и поднес к уху:
— Не тикает.
— Потряси, — посоветовал Кинг, — если булькает, я помогу выпить.
Мы смеялись, пока я развязывал веревку, разворачивал бумагу, снимал крышку. Потом взглянули.
На дне, выстланном ватой, посередке лежал огромный мягкий пластиковый пенис. Одна из этих идиотских штучек, что продаются в эротических лавках. Зачем, не знаю. Может, на замену, может, в подарок.
Но этот был аккуратно разрезан на две половинки. По-моему, бритвой.
Мы зачарованно смотрели на жуткий презент.
— Дурацкая шутка, — сказал Кинг Хейес.
— Дурацкая. Только не шутка.
— Ты знаешь, кто его послал?
— Догадываюсь, — пробормотал я, не слыша собственного голоса.