- А то, что обе лягушки еще утром были головастиками. Только большой я добавил в воду аквариума капельку этой жидкости, вот и все, - спокойно закончил инженер.
Профессор сурово глядел на нас.
- Сдается мне, синьора Джедевани сильнее всех нас влечет к этой чудотворной бутылочке, а? Так вот, напоминаю, мы здесь не какие-то люди с улицы и даже не просто ученые, а земная делегация, в задачу которой входит знакомство с пришельцем с Марса. Следует ли говорить, как должны вести себя члены такой делегации?
Мы опустили глаза. Как ни говори, профессор был слишком резок. Ведь он не испытал на себе пугающего и одновременно чудесного воздействия жидкости.
Старик, казалось, читал наши мысли.
- И будь сия субстанция даже живой водой, я позволю себе напомнить, что таковую называют aqua vitae, а это - шутливое наименование водки. По окончании наших исследований каждый волен посвятить себя изучению ее достоинств... Я никому запрещать не намерен.
Старик явно издевался, но я чувствовал, что он прав.
- Профессор, - сказал я, - никто ни в чем не повинен. Уверяю вас, все будет хорошо, и позволю себе обещать это от лица всех присутствующих. Мы прежде всего люди, и именно поэтому будем поступать так, как того требует ситуация.
- Я этого ожидал, - сухо докончил профессор. - На будущее попрошу воздержаться от подобных демонстраций, господин инженер, а сейчас хотелось бы услышать, что скажет доктор.
Впоследствии инженер признался мне, что вся история с демонстрацией центральной жидкости ареантропа имела целью показать профессору, что он точно такой же "слабый человек", как и мы. Однако ловушка оказалась слишком простой. Старик, правда, как я узнал позже, взял колбу к себе в кабинет, но наверняка не для того, чтобы испытать минутное удовлетворение. Уверен, что точно так же он позволил бы ужалить себя отвратительнейшему насекомому, если б мог из этого извлечь какой-либо научный вывод. Просто он боялся потерять самообладание, но был достаточно умен, чтобы не попасть перед нами в смешное положение.
Доктор, который уже пришел в себя после странного эксперимента (действие жидкости прекратилось очень быстро), встал и положил перед собой стопку листов бумаги различной формы и размеров. У него была привычка записывать результаты работы на манжетах, обрывках газет, использованных промокашках, старых счетах, пренебрегая блокнотами веленевой бумаги, которых всегда полно в лабораториях. Он признался мне, что белизна и непорушенность бумаги приводит к разжижению мозгового вещества, а тем самым ослабляет интеллект.