– К сожалению, так оно и случилось. Радостью для нее стали мучения других. Харриет-вдова стала злобной ведьмой. Ее и убили на днях в отеле «Блоксхэм». А та Харриет, которую знала и любила я, умерла давно, вместе со своим мужем Джорджем. – Вдруг она посмотрела на меня. – Вы заметили, что я сержусь на Дженни. Но у меня нет на это права. Я так же виновна в предательстве Патрика, как она. – Нэнси закрыла лицо руками и заплакала.
– Тише, тише, мадам. Успокойтесь. – Пуаро дал ей носовой платок. – Каким образом вы предали Патрика Айва? Вы ведь говорили нам, что могли бы отдать за него жизнь.
– Я ничуть не лучше Дженни: такая же отвратительная трусиха! Тогда, в «Голове Короля», рассказав всем о том, что мы встречались с Патриком, я утаила часть правды. Встречаться мы и в самом деле встречались, и тайно, и влюблены друг в друга тоже были, все так, но… – Казалось, Нэнси не сможет продолжать. Она плакала, закрывшись платком, и плечи ее вздрагивали.
– Думаю, я понимаю вас, мадам. В тот день в гостинице «Голова Короля» вы сказали всем, что ваши отношения с Патриком Айвом были платоническими. Это и была ложь. Пуаро угадал?
Нэнси отчаянно завыла.
– Я испугалась пересудов, – всхлипывала она. – Вы не представляете, какие жуткие сплетни о якобы бывших встречах с дэхами за деньги передавались шепотом… как даже дети на улицах, шипя, проклинали еретика… я была в ужасе! Как это страшно, когда кольцо обвинений и проклятий сжимается вокруг одного-единственного человека, и доброго человека, к тому же!
Я хорошо себе это представлял. Я представлял это себе настолько ясно, что едва удержался от желания велеть ей замолчать.
– Я должна была что-то предпринять, месье Пуаро. Вот я и подумала: «Я положу конец этим сплетням, воспользовавшись орудием добрым и чистым: правдой». А правдой была моя любовь к Патрику и его любовь ко мне; но я струсила – и запятнала ее ложью! Вот в чем была моя ошибка. От страха я не могла думать ясно. Я запятнала красоту моей любви к Патрику трусливой полуправдой. Наши отношения не были платоническими, а я утверждала, что это было так. Я воображала, что у меня нет иного выхода, кроме как солгать. Это было малодушием. Презренным малодушием!
– Вы слишком жестоки к себе, – возразил Пуаро. – В этом нет никакой необходимости.
Нэнси вытерла глаза.
– Как бы мне хотелось вам верить, – сказала она. – Ну почему я не сказала тогда всю правду? Моя защита Патрика от наглой лжи должна была стать актом благородства, а я все испортила. За это я кляну себя каждый день своей жизни. Те безмозглые поборники добродетели, которые собрались тогда в «Голове Короля», – они и без того с пеной у рта кричали, что я падшая женщина, а Патрика Айва называли чуть ли не дьяволом во плоти. Так стоило ли беспокоиться о том, что они будут думать обо мне после? Честно говоря, не думаю, чтобы в своем стремлении опозорить Патрика или меня они могли зайти еще дальше.