–А почему вы напились?– спросила она.– В вашей жизни случилось горе?
Гордеев за д у ма лся.
–Я не умею горевать; япью, потому что в этом городе по-другому нельзя.
–Звучит как жалкое оправдание,– заметила Надя.
Гордеев стукнул кулаком по столу, отчего задрожали вилки и ложки, но вовремя сообразил:
–Вы ведь нарочно нарываетесь.
Он помялся:
–Скажите, как вас зовут?
–Надя,– представилась она,– а вас?
Гордеев поклонился:
–Гордеев. О, не смущайтесь, я предпочитаю, когда меня называют по фамилии.
Надя покачала головой:
–Я не смущаюсь, мне всё равно.
Гордеев разозлился. Для убедительности своего статуса он еще раз помахал в воздухе удостоверением, затем спрятал его в карман и предложил:
–Давайте прогуляемся?
Надя вздрогнула. Гордеев решил, что она промолчит. Но она все-таки ответила:
–Возле старого речного вокзала ребенка повесили, мне не хочется отсюда выходить.
Гордеев вздохнул:
–Возле речного вокзала? Этого следовало ожидать.
Надя нахмурилась:
–Зачем вы так говорите, будто что-то знаете, я ведь понимаю, что вы ничего не знаете, вы просто пытаетесь произвести на меня впечатление.
Гордеев вскипел. Чтоб успокоиться, он схватил с подноса у проходившей мимо Светочки рюмку абсента и выпил. Затем решительно поднялся и схватил Надю за руку.
–Вы правы, я ничего не знаю, я ничто, тля, червь, вы помогли мне осознать мою никчемность, о боже, куда я качусь, куда катится весь этот мир, давайте подышим свежим воздухом, вы так бледны, здесь невообразимо душно.
–Какой банальный набор фраз,– фыркнула Надя.
–Не спорю,– сказал Гордеев.
–Недавно я чуть не выпрыгнула из окна,– призналась Надя как бы между прочим.
Гордеев кивнул: мужественный поступок. Он не вполне разбирал Надины слова, да и свои слова понимал с трудом: они выскакивали из его проспиртованной глотки как резиновые мячики, без надежды на понимание. Надя забрала в гардеробе вещи. Гордеев предупредительно раскрыл зонт. Они вышли из ресторана. С голых веток им на головы сыпался мокрый снег. Электрическая дорожка петляла среди тополей. Исполинские здания выплывали из тумана, как доисторические чудовища. В лужах отражались рекламные огни. Возле здания старого речного вокзала курили полицейские, и вороны кружили над трупом повешенной девочки в коричневых колготках с дырочками на коленках.
–Как страшно,– прошептала Надя.
Гордеев ничего не сказал. Когда Надя возражала, она ему нравилась, а когда безропотно пошла следом – нравиться перестала. Он искал способ избавиться от ее присутствия. Так и не найдя способа, он сказал «ну до свиданья» и ускорил шаг. Надя не отставала. Он перебежал улицу на красный свет. Надя – за ним. Он закричал «такси-такси!» и замахал руками, но видимость была плохая, и такси не остановилось. Он свернул в темный переулок и услышал позади торопливое цоканье каблучков. Как в дурном сне, подумал он, переходя на бег. Запыхавшаяся Надя догнала Гордеева у магазина спортивной обуви. Гордеев круто развернулся, глядя в бледное лицо несчастной девушки. «Неужели такой мертвый пес, как я, пришелся по душе этому глупому созданию?» – с тревогой подумал он и спросил: