Вариант подвернулся под руку сам – буквально тут же, у лестницы – в лице невысокого старичка в огромных стоптанных башмаках и сером костюме с налокотниками. Ему пыталась втолковать что-то восковощекая девица в очках, повторяя на одной ноте: – «Но Михал Михалыч сказал…» – на что тот отвечал язвительно и желчно. Девица вздыхала и едва не закатывала глаза, но старичок к ее страданиям оставался совершенно глух.
«Не понимает ни черта ваш Михал Михалыч, так ему и передайте. Пусть вот он мне это скажет, а не вам», – в очередной раз отрезал он, задрав подбородок.
«Но он сказал, а что я ему скажу?..» – ныла девица.
«А вот так и скажите – вы, мол, Печорскому скажите, а мне, мол, не нужно говорить!» – «Ну я ж ему так не скажу…» – «А вы скажите, скажите…» – старичок оттеснял ее к ступенькам, явно выигрывая схватку.
«Ох, как с вами трудно, Марк Львович», – прохныкала девица и поскакала вниз, а старичок в башмаках победно оглянулся кругом, достал из кармана курительную трубку и с удовольствием понюхал.
«Простите, – обратился к нему Николай Крамской с таинственно-заговорщическим видом, – это вы – Марк Львович Печорский?»
«Да, я», – важно ответил тот и вновь покрутил головой, очевидно до сих пор еще находясь под впечатлением одержанной победы. Но на лестничной площадке больше не было ни души, и он поневоле остановился взглядом на Крамском, как на единственном свидетеле своего триумфа.
«Мне Вас рекомендовали, как самого знающего эксперта», – сообщил Николай, доверительно понизив голос.
«И кто же это меня рекомендовал?» – поинтересовался старичок задиристо и с некоторым даже подозрением, но было видно, что информация воспринята им благосклонно.
«Знаете, я забыл, – признался Крамской, демонстрируя открытое честное лицо. – Но ошибки, мне кажется, быть не могло. Вы ведь работаете в этом музее?»
«В этом музее, юноша, я работаю всю жизнь, – проворчал старичок, пряча трубку в оттопыренный карман пиджака. – И живу я в этом городе всю свою жизнь. А мои пра-пра-пра, чтоб вы знали, были выселены сюда еще Екатериной – слыхали небось об изгнании иудеев? Так какой, значит, у Вас ко мне вопрос?»
Николай помялся немного, будто в сомнении, потом сказал твердо: – «Пойдемте, это нужно показать», – и направился прямиком в пугачевский зал. Старичок семенил сбоку, громко скрипя своими ботинками. Подойдя к письму старосты, Крамской остановился, посмотрел на старичка лукаво и сказал: – «Вот».
«Ну посмотрим, посмотрим, – забормотал Печорский. – Ну да, любопытный документ. Стилистика зрелая, хоть с точки зрения факта – ничего особого. И сохранность хорошая, да… Ну так и что ж?»