«Нужно будет дать ему денег, пригрозить, напугать, – говорила она певуче. И потом продолжала: – Ведь у нас с тобой все будет по-другому, правда?» Потягивалась, выгибалась, как кошка, закидывала руки за голову, открывая подмышки. Затем, ласкаясь, признавалась с показным смущением: – «Я так давно мечтала о настоящей семье, о детях…»
Словом, ситуация ухудшалась на глазах и, по мнению Астахова, достигла уже той точки, когда «мужское решение» придется-таки принять. Оно будет не тем, какого хочется Анне, но тут уж ничего не сделать: среды их обитания несовместимы, как суша и море. Это, конечно, был бы чистейший случай, – отмечал Андрей Федорович, невесело усмехаясь. – Похоронить себя в провинции, в семейных дрязгах, соплях, пеленках. Забросить литературу, спиться и сдаться, много жаловаться на судьбу… Реализация национальной идеи, квасной нигилизм «а натурель». Вот уж нет, не дождетесь, да и внутренний mobile не позволит.
Он с трудом разминулся с одиноким пьяницей, которого шатало по всему тротуару, потом остановился и посмотрел назад, в направлении давешних санитаров, но те уже втягивались обратно в двери, очевидно спеша в свои «процедурки» к клизмам, зондам и сирингам. «Муж объелся груш», – пробормотал он глупую поговорку, столь любимую Анной, как и любой замужней женщиной. Вся история необычайно его раздражала – он понимал, что забыть любовницу будет непросто. Мысль о ней и сейчас волновала его. Он не был уверен даже, что в последний момент не передумает и, вместо решительного объяснения, не поведет ее к себе домой – хоть она и не выспалась после ночной смены.
К незадачливому супругу Андрей Федорович относился с брезгливой неприязнью. Тот являл собой типичный случай представителя местного мужского племени – был ни на что не годен, но горазд на уловки и уверен почему-то, что его следует принимать всерьез. Таких хватало кругом – полупьяных, косноязычных, не сведущих ни в чем и ничего не умеющих толком.
«Меня не проведешь, я тебя выведу на чистую воду», – грозил он, наверное, своей неверной жене. Что с того ей, привыкшей к его бессилию? – хмуро думал Астахов, щурясь на солнце, и потом в тысячный раз задавался вопросом: – Отчего каждый здесь считает себя хитрецом? Все они себе на уме: кукиш за пазухой и лукавство мизераблей, национальное достоинство специального свойства – не иначе, природа проводит эксперимент. И территория подходит – шестая часть как никак. Каждый асоциален, хоть и любят сбиваться в стадо – потому в других странах нас и считают дикарями. А ведь за этим могла б стоять огромная сила духа – как вызов мировой энтропии. Но сил здесь нет – все немощны как один. Природу можно понять, ей тоже нельзя расщедриваться чересчур.