Почести, оказываемые умершему, меня несколько удивили, но это было чисто рефлекторно. В сущности, гораздо более меня занимала моя собственная ситуация. Я неподвижно стоял у гроба - ноги мои зябли все сильнее - вдыхая тепловатый запах стеарина. Одна из свечей издала треск, я ощутил легкое прикосновение к моему плечу, и в ту же секунду кто-то прошептал прямо мне в ухо:
- Ревизия уже состоялась...
- Что? - вырвалось у меня.
Это слово, которое я произнес, не совладав с голосом, возвратилось с невидимого свода, растянутое глубоким, усиливающимся эхом. Прямо за моей спиной стоял высокий офицер с бледным, слегка одутловатым, лоснящимся лицом. Я заметил, что нос у него слегка синеват. Между отворотами мундира белел подвернутый вовнутрь жесткий воротничок.
Военный священник...
- Вы что-то сказали, отец? - тихо спросил я.
Он елейно прикрыл глаза, словно хотел приветствовать меня самым деликатнейшим образом.
- Ах, нет, это недоразумение. Я принял вас за другого человека. Кроме того, я не отец, а брат.
- Ах, так?
С минуту мы стояли молча. Он наклонил голову набок. Голова его была аккуратно выбрита до кожи, темя покрывала маленькая шапочка.
- Извините, что я вас спрашиваю, но вы, наверное, знали покойного?
- В некотором смысле, но слегка, - ответил я.
Его глаза - собственно, я видел только дрожащие микроскопические отражения свечей в них - очень медленно прошлись по моей фигуре и с тем же вдумчивым интересом вернулись к моему лицу.
- Последний долг? - выдохнул он мне в ухо с оттенком неприятной фамильярности. Затем еще раз осмотрел меня, осторожнее.
Я ответил ему твердым, недоброжелательным взглядом, под которым он сразу вытянулся.
- Вы направлены? - спросил он со смирением.
Я промолчал.
- Сейчас будет месса, - поспешно заговорил он. - Панихида, а потом месса. Если вы хотите...
- Это не имеет значения.
- Конечно.
Становилось все холоднее. Ледяной ветер гулял между свечей, покачивая язычки их пламени. Сбоку прямо мне в глаза блеснуло отражение.
Там, поодаль от гроба, громоздился тяжелый предмет - большой холодильник, через никелированную решетку которого струились потоки морозного воздуха.
- Неплохо у вас тут все устроено, - равнодушно пробормотал я.
Монах-офицер покосился в сторону и белой, мягкой, словно из теста вылепленной рукой коснулся моего рукава.
- Осмелюсь доложить, не все, - зашептал он. - Много несуразностей... Халатность при исполнении обязанностей... Офицер приор не справляется...
Он нашептывал эти слова, следя при этом за моим лицом, готовый в любую минуту ретироваться, но я молчал, вглядываясь в размытое тенями лицо умершего, не делая ни одного движения.