Предложения Челомея по космической и ракетной программе вновь столкнули два ведомства. Разгорелись, казалось, давно угасшие страсти. В тот момент Устинов уже стал зампредом Совета Министров, председателем военно-промышленной комиссии… Там встретили идеи Владимира Николаевича в штыки, его готовы были съесть и, думаю, съели, если бы не отец… Челомей привнес в ракетную технику современную авиационную технологию: изделия стали легче и одновременно прочнее… Именно Челомей сделал первую нашу массовую баллистическую ракету.
После отставки отца у Владимира Николаевича сохранились наилучшие отношения с Брежневым, но тем не менее звезда его покатилась к закату. Нет, предложений не стало меньше и энергии не убавилось. Челомей находился в расцвете сил. Просто Устинов при Леониде Ильиче — это совсем не тот человек, каким его знали во времена Сталина или Хрущева. Из деятельного исполнителя он превратился в деспотичного царька, почувствовавшего, что наверху наконец-то исчезла тяжелая рука. Космические и баллистические проекты Челомея один за другим обрекались на гибель…
Когда же Устинов пересел в кресло министра обороны, все вообще упростилось. Челомею грубо приказали ограничиться делами флота. И все… Новоиспеченный маршал Устинов дал команду своим генералам не общаться с Челомеем: к нему не ездить, у себя не принимать.
С. Хрущев, кн. 1, с. 376–379.
* * *
Все цифры, относящиеся к ВПК, хранились в строжайшем секрете даже от членов Политбюро. Стоило заикнуться о том, что какое-то оборонное предприятие работает неудовлетворительно, как Устинов коршуном набрасывался на «незрелого критикана», и никто в Политбюро не отваживался противостоять ему.
М. Горбачев, кн. 1, с. 207.
* * *
Наиболее могущественная военная и экономическая сила была, разумеется, сосредоточена в руках Дмитрия Федоровича Устинова, ставшего в 1976 г. министром обороны СССР после того, как многие годы он отвечал за «оборонку»: советский военно-промышленный комплекс. Руководя огромной армией второй мировой супердержавы и гигантским промышленным потенциалом, составлявшим более половины национальной экономики, Устинов, несомненно, был истинным «сильным человеком» позднебрежневского правления. Подвластная ему невидимая империя уже в силу количества работавших на нее людей являла собой несущий каркас здания «развитого социализма». Перефразируя слова Г. В. Плеханова, сказанные им в начале века о Пруссии, можно было с полным основанием назвать и СССР конца 70-х годов не страной с армией, а «армией со страной».
Военно-промышленный монстр, с трудом вмещавшийся в гражданское верхнее платье родины социализма, стремившейся к тому же играть роль оплота мира, уже одним своим весом придавливал к земле, расплющивал не только стремительно терявшую жизненные силы экономику, но и государственную политику СССР. Чем дальше, тем в большей степени именно интересы армии и военной индустрии, обретя собственную инерцию и повинуясь своей специфической логике, диктовали распределение государственного бюджета, осуществление тех или иных социальных программ и определяли если не облик, то ориентацию и рамки внешней политики.