Д. Волкогонов, кн. 2, с. 11.
* * *
На следующий день я был в кабинете Брежнева в назначенное время (без каких-либо ожиданий в приемной). Хозяин поднялся из-за письменного стола, прошел навстречу половину длиннейшего кабинета и усадил меня рядом с собой посередине перпендикулярного стола для совещаний. Молодой еще (ему не было и 55 лет), статный человек с живыми, внимательными глазами и приветливой манерой разговора. Сразу перешел к делу (обращаясь, как почти все начальники того времени, происходившие не из интеллигентских семей, на «ты»): «Понимаешь, какое дело: жизнь моя сложилась так, что с малых лет работал в деревне, с юношеских лет — на заводе, а потом — партийные комитеты и на всю войну — армия. Никогда я с этой чертовой внешней политикой дела не имел и совсем в ней не разбираюсь. А теперь вот выбрали президентом, и приходится заграничными делами заниматься. Мне нужен человек, который помог бы войти в курс дела, сориентироваться в наиболее важных вопросах. Кое-кто порекомендовал обратиться к вам («вы» и «ты» постоянно перемешивались). Как бы вы посмотрели на то, чтобы перейти работать ко мне?» И тут Брежнев опять повел себя непривычным для меня, мидовского чиновника, образом: начал расспрашивать, сколько я получаю, как жилищные дела и т. д. Высказал сожаление, что не может предложить более высокую ставку, чем я получаю в МИДе, но тут же добавил: «Но зато, имей в виду, у нас в Верховном Совете, очень хороший дачный поселок, да и кремлевская столовая тоже…» О внешней политике как таковой, о моих познаниях в ней или взглядах речи вообще не было. Зато Леонид Ильич довольно подробно и образно рассказывал о своей жизни. А в конце произнес фразу, которая мне надолго запомнилась: «Ты не смотри, Андрей, что я такой мягкий. Если надо, я так дам, что не знаю, как тот, кому я дал, а сам я после этого три дня больной». Даже при некоторой доле рисовки это все же была довольно меткая автохарактеристика.
А. Александров-Агентов, с. 112–113.
* * *
Воспоминания очевидцев того времени (конец 40-х годов) позволяют сделать вывод: Брежнев, что встречалось тогда не часто, «брал» не жестокостью, бесцеремонным администрированием и угрозами, а доброжелательностью и терпимостью. Сам первый секретарь не особенно вмешивался в дела своих подчиненных, больше полагаясь на выработанную у аппарата привычку к исполнительности. При всем том, что мы знаем и говорим о «позднем» Брежневе — ленивом, тщеславном, недалеком вельможе, — «ранний» Леонид я Ильич по крайней мере выделялся среди других я искренней доброжелательностью к людям.