Фандор мог бы теперь сказать, в котором часу встает Наарбовек, каковы его привычки, постится ли он по пятницам и сколько платит за свои сигары.
— Господина де Наарбовека, пожалуйста!
Жером Фандор звонил у главного входа с улицы Фабер. Появившийся вежливый швейцар рассматривал вновь прибывшего с некоторым удивлением, возможно, вызванным визитом в столь поздний час.
И правда, пробило девять часов.
— Да, он живет здесь, мсье, — ответил слуга.
Фандор протянул свою визитную карточку и рекомендательное письмо Дюпона.
— Будьте добры передать это, — попросил он, — и узнайте, сможет ли господин де Наарбовек принять меня.
Швейцар, решивший, что посетитель слишком хорошо одет, чтобы заставлять его ждать у дверей, знаком пригласил молодого человека следовать за ним. Они поднялись по ступенькам, швейцар позвонил; сейчас же появился ливрейный лакей и взял из рук швейцара карточку и письмо.
— Будьте добры подождать здесь минуту, — сказал лакей довольно любезно, — я пойду узнать, примет ли вас господин.
Фандор остался один в большой прихожей, меблированной в стиле Ренессанса.
Лакей поспешно возвратился.
— Не соблаговолит ли господин следовать за мной?
Сняв пальто, Фандор повиновался.
Прихожая оканчивалась большой лестницей, украшенной изумительными перилами с изящным орнаментом, произведением мастеров кузнечного искусства XVII века.
Слуга открыл дверь, ведущую в великолепный салон для приемов, где мебели было немного, но вся она принадлежала веку Людовика XIV. В стеклах маленьких стенных панно отражались семейные портреты большого мастерства и еще большей мемориальной ценности.
Миновав эту комнату, они прошли еще через несколько более интимных комнат столь же изысканного вкуса.
Наконец, в курительной слуга указал Фандору на стул и исчез.
«Ну и ну! — подумал репортер, оставшись один, — этот дядя неплохо устроился. Похоже, занятие дипломатией за счет Гессен-Веймарского короля может неплохо прокормить…»
Размышления журналиста были внезапно прерваны. Дверь открылась, и вошла очень элегантная молодая девушка.
Фандор встал, приветствуя ее.
— Присядьте, мсье, — пригласила она и села сама.
«Это его дочь, — подумал Фандор. — Вот неудача, дипломат не примет меня; с одной стороны, жаль, но с другой… эта восхитительная особа…»
— Вы просили, мсье, свидания с господином де Наарбовеком, — начала молодая женщина, — речь идет, без сомнения, об интервью? У господина де Наарбовека принцип — он не разрешает писать о нем в газетах, поэтому не удивляйтесь…
Фандор покачал головой и улыбнулся. Такое вступление ему было хорошо знакомо и вовсе не обеспокоило. Он знал по опыту, что, согласившись принять репортера, люди уже заранее сдавались. «По крайней мере пять минут я буду слушать уверения, что ее отец не желает со мной говорить; после этого он придет сам и расскажет все, что мне нужно узнать».