Свобода выбора появлялась только у тех вольнодумцев, которые готовы были сбросить со счетов так называемое общественное мнение. Но весь опыт жизни на Мартинике ясно говорил Анжелике, что оно-то и представляет собой самую большую опасность.
Едва мсье Кастена объявил сына от черной женщины своим, как его перестали приглашать в гости. Еще через полгода он был вынужден уехать с острова вместе со всей семьей. Их просто выдавили оттуда. Общество везде обязывало своих членов соблюдать некий неписаный свод правил. Так было и на Мартинике, и в Париже.
— Адриан, Анжелика! — подала голос Мария-Анна. — Я должна вас обоих предупредить: в моем доме небезопасно.
— Мария-Анна!.. — попытался остановить ее муж, но она оборвала его жестом, не терпящим возражений, и заявила:
— Молчи, Антуан, сейчас не время для церемоний. Ты и сам знаешь, с тех пор как выпустили из тюрьмы Годо, комиссары конвента могут объявиться здесь в самый неожиданный момент.
— Не беспокойтесь, мадам Лавуазье. — Адриан поднялся с кресла. — Я уже снял квартиру в центре и не вижу никаких препятствий к переезду туда Анжелики.
— Чем раньше, тем лучше, — подхватила мадам Лавуазье. — Я прикажу, чтобы немедленно собрали багаж.
Анжелика сидела как раздавленная. Ее уже ни о чем не спрашивали. Она даже подумала, что, наверное, точно так же жизнь обошлась с мадам Лавуазье, когда той было неполных тринадцать лет. Старшие все решали сами.
Но возразить было нечего.
Потом они буквально за полчаса добрались до квартиры, снятой специально для нее. Анжелика поднялась по шлифованным каменным ступенькам и вежливо кивнула швейцару, услужливо открывшему дверь. Потом она показала заметавшейся гувернантке, куда поставить багаж, собранный для нее мадам Лавуазье, и впервые мысленно примерила чужую фамилию на себя.
«Мадам Матье». — Нет, это звучало ужасно.
Адриан повел ее по комнатам, знакомя с обстановкой, а заодно, видимо, и с тем достатком, который будет ей принадлежать после развода, но Анжелика так и не сумела остановиться.
«Мадам Матье, мадам Матье, мадам Матье».
Она решительно не могла привыкнуть к этому чудовищному насилию над языком и смыслом происходящего.
— Нравится? — с плохо скрываемой ревностью и нотками раздражения поинтересовался Адриан.
Он хотел, чтобы она оценила результат его заботы, и уже знал, что этого не будет.
«Вот так они все и живут», — поняла Анжелика.
— Нет.
Жених насупился, а Анжелика вдруг почувствовала, что ей здесь не хватает воздуха.
— Я хочу в свет.
Брови Адриана удивленно поползли вверх.
— Так это…
— Кто во Франции первая дама? — поинтересовалась Анжелика. — Или у вас больше нет таковой?