Кэндзи закопал Ану на заднем дворе. Ятабэ-сан помог, хотя и очень злился на Кэндзи. Когда тот долго ковырял лопатой землю, он раздраженно крикнул:
– К-Кэндзи! М-может, тебе экскаватор пригнать? Рассвет уже.
Ана была маленькая, и Кэндзи как-то успел до рассвета. Ятабэ-сан был явно не в духе и несколько дней с ним не разговаривал. Когда Кэндзи спросил его, в чем дело, тот написал на листке:
«Добрее надо с женщинами. Видишь, чего наделал».
– Извини, Ятабэ-сан, – отвечал Кэндзи. – Теперь буду осторожнее.
– Н-ну и д-дурак же т-ы! – запинаясь, воскликнул Ятабэ-сан, но Кэндзи заметил мелькнувшую в его глазах нежность. Ятабэ-сан добрый, Кэндзи должен приносить ему добычу. Но ни одна взрослая женщина сюда не пойдет. Какой-то цех, второй этаж… Даже Ана, увидев комнату Кэндзи, сморщилась: «В такой дыре?»
Поэтому в следующий раз, пожалуй, надо попробовать маленькую девочку. Такого у них еще не было, может, Ятабэ-сан обрадуется. Как здорово было учиться вместе с Аной. Кэндзи будет любить девочку. С ней будет классно.
В книге, которую я написала в старших классах, ничего не сказано о том, что произошло со мной. Это история отношений Кэндзи и Ятабэ-сан до моего похищения, рассказ о смерти девушки, к которой привели ненормальные, извращенные отношения между этими двумя людьми. Публика сходила с ума от того, что автор этой странной эротической истории – школьница. Я действовала очень осторожно – в книге не было ни малейшего намека на связь со мной. Журналистов я избегала, они получили только мою маленькую нечеткую фотографию. Так что книгу ничто не связывало с историей моего похищения. Даже среди одноклассниц никто не догадывался, что Наруми Коуми и я – одно и то же. Публика судит о личности приблизительно – по внешности и действиям человека. Я представлялась людям серой мышкой, и даже если бы мне вдруг, к примеру, пришло в голову признаться, что на самом деле я сексочеловек и каждую ночь вижу отравленные сны, никто бы не поверил. Мать обрадовалась премии, которую мне присудили за книгу, но, прочитав ее, ничего не сказала. Видно, понимала, что я полна сексуальными фантазиями, и у нее было очень тяжело на душе. Мать переживала за меня, зная, что я нахожусь во власти минувшего. А его не перепишешь. Она была в отчаянии, что не может вычеркнуть из прошлого того, что произошло со мной. Возможно, наша с матерью несовместимость, которую не удалось преодолеть до сих пор, возникла именно тогда. Мать второй раз вышла замуж, и сейчас мы почти не общаемся.
– Коуми-сэнсэй, поздравляю!
Я услышала голос Миядзаки на площадке перед нашим домом, где жильцы ставили велосипеды. Дело было вечером, в апреле. Шумиха вокруг моей премии наконец улеглась, и я спокойно перешла во второй класс школы третьей ступени. День был холодный, дождливый. Я промокла и хотела домой поскорее. Тогда, после премии, по просьбе издательства я уже с головой погрузилась в новую книгу. Миядзака возник как из-под земли, от растерянности я чуть не выронила портфель, который доставала из велосипедной корзинки. Он успел подхватить его здоровой рукой. В тот момент я коснулась его протеза. Резина оказалась твердой и… теплой. От удивления я непроизвольно отдернула руку.