На высоком насыпном кургане, украшенном уродливым изваянием какой-то местной жительницы, разглядывая крепость, стояли два всадника. Один из них, судя по одежде, был здешним степняком-касогом, второго же по его манере общения можно было принять за ромея, хотя и весьма бойко говорящего на языке руссов.
— …Видишь вон те кресты на колокольне? — Заморский вельможа указал пальцем на храм, возвышающийся над крепостной стеной.
— Вижу, кеназ.[12]
— Три года назад мой родич Мстислав закончил строить эту церковь Богородицы, и я клянусь, что сровняю ее с землей, как только город окажется в моих руках.
— Зачем, достославный Дауд ибн Эльги? Ведь это же дом твоего бога.
— Весь мир — дом моего бога, Тимир-Каан. А это, — он ткнул в мерцающие в лунном свете кресты, — тоже напоминание о Мстиславе. Я сокрушу его и изгоню из памяти людской, как сокрушил и изгнал моего отца Владимир Мономах. Я сокрушу этот храм и построю куда больше и выше.
Всадник, которого ромей величал Тимир-Кааном, удивленно поглядел на спутника.
— Мы не строим таких больших домов для богов, но почитаем их. И не гневим ни старых, защищавших наш род в прежние времена, ни того, чье имя принесено нам Пророком, ни каких других. К чему обижать тех, на чью силу у тебя нет аркана?
— Тебе не понять этого, — отмахнулся князь Давид. — Расскажи лучше, знаешь ли ты, где слабое место в этой крепости?
— Нет слабее места в обороне, чем сердце защитника. Если же оно сильно — и голая степь может стать неприступной твердыней.
— Оставь свои глупые рассуждения, Тимир, у меня не так много сил, чтобы долго осаждать Тмуторокань. Мне нужно знать точно, где ударить. Ты получил достаточно золота, чтоб помочь мне.
— Касоги давно не воевали с руссами, — вздохнул его собеседник. — Я действительно получил хороший бакшиш. Но ты, видно, хочешь, чтобы я за эти деньги погиб сам, а заодно погубил своих воинов? Тогда зачем нам золото?
— Я пойду в бой вместе с вами, и мои люди — тоже.
— Ты храбр, Дауд. Иначе бы и говорить с тобой не стал. Но сердце, даже если это сердце барса, не заменяет воину ума. Я помогу тебе взять крепость, конечно, если ты послушаешь меня. Но не проси меня искать смерти — она сама отыщет меня, отыщет и тебя.
Чуть свет в ворота Тмуторокани влетел гонец на взмыленной лошади.
— Из Киева от князя Святослава Владимировича, — прохрипел он, едва не падая из седла. — К князю, немедля!
Князь Глеб, правивший в Тмуторокани, не ждал нынче почты из стольного града, однако же, что означало появление такого всадника, понимал без лишних слов.
Гонец, еле идущий на подкашивающихся от усталости ногах, предстал пред ясны очи князя так быстро, как только смог.