— Измена!
И тут же полупудовая булава с размаху опустилась на его шлем.
— Не узнал, родич? Я — Давид Олежич, Олега Черниговского сын, — прокричал тот, хватая ошеломленного князя и выдергивая его из седла.
В это самое время касожская рать, точно и не думала мгновения назад улепетывать в панике, развернулась и, кружа в отдалении, принялась осыпать калеными стрелами всех тех, на ком не было белых плащей.
В Тмуторокани тщетно пытались разглядеть, что происходит в поле, но вопль ужаса касогов, боевые кличи руссов доносились до крепостных стен, утверждая местных жителей в уверенности, что победа все же на их стороне. Спустя всего полчаса шум боя стих, а еще через какое-то время у ворот появился вчерашний гонец с вестью о том, что касоги наголову разбиты, но князь Глеб ранен, и что след немедля открывать ему ворота, греть воду и звать лекаря.
Очень скоро в крепость в окружении нескольких витязей вкатилась повозка, на которой с залитым кровью лицом лежал князь Глеб. За повозкой, точно за триумфальной колесницей, понурив голову, шли пленники. Городской люд встречал их криками гнева и презрения. Кто-то попробовал было даже бросить камень. Больше никто этого сделать не успел — выхватив из-под одежды длинные боевые ножи, пленники бросились рубить толпу, а вслед им в открытые ворота устремились конные всадники Тимир-Каана и Давида Олежича — как один в белых плащах…
— Ловко ты придумал, — глядя со стены на происходящую в городе бойню, усмехнулся сын изгнанного черниговского князя.
— Аллах надоумил меня, как обратить силу врагов в их слабость. Но твоя выдумка с перстнем тоже была хороша. Кстати, откуда ты взял его? Ведь не Владимир же Мономах, да проткнет шайтан его чрево раскаленным вертелом, подарил тебе знак своей власти?
Давид рассмеялся:
— Видимо, никто на Руси не знает, что император Константин Мономах велел изготовить для своего внука такой же перстень, как носил сам — Владимир очень гордился этим подарком и, как сказывают, ни разу не снял. Что же касается Константинова перстня, — князь поднял руку, любуясь при свете факела драгоценным кольцом, — после смерти императора по обычаю дворец был оставлен на разграбление варяжской стражи. Отец моей доброй матушки — дука Александр Музалон — купил этот перстень у одного из северян всего лишь за два солида. Как показало время, он с толком распорядился своими деньгами, но… — Князь Давид поглядел на беспощадную резню в Тмуторокани. — Тимир, пора прекратить побоище, иначе в моем городе не останется жителей.
* * *
Стук колотушки ночного сторожа сменился истошным криком: