А когда стекло приобрело прежнюю прозрачность, магиня разглядела короля, крепко стиснувшего в объятьях потерявшую чужой облик, но живую и невредимую Дисси. Второго, отпирающего дверь соседней камеры, да стиснутые губы побледневшего старшины, мрачно ожидавшего освобождения.
Девушка почувствовала, как от обиды и пережитого напряжения задрожали колени, и подступил к горлу горячий комок. Несколько мгновений Астра пыталась с ним бороться, не в силах переступить вбитое как кол утверждение учителя, что не могут сдержать свои чувства и слезы только сентиментальные дуры. А потом вспомнила, что все, что он утверждал и делал, было ложью, и, следовательно, она почти пятнадцать лет жила неправильно. И вообще никто ее сейчас не видит, а сдерживать горькую обиду за свою никому не нужную жизнь всё невыносимее. Вот и сделала то, чего ей так хотелось, сползла по стеклянной стене на пол и, уткнув лицо в ладони, зарыдала в голос.
– Айтер! Ну Айтер! Отпусти же меня! Там Астре сейчас, небось, жить не хочется! – гладя уткнувшегося в ее плечо первого по волосам, пыталась образумить мужа королева, но он только крепче стискивал ее в объятиях.
Так что ребра едва не трещали. Дьёрджес оглянулся на них, и пошел было следом за молча направившимся в сторону выхода старшиной, но его догнал голос Дисси.
– Второй, не выпускай Терга и проследи, чтоб охранники не встречались ни с кем и ничего никому не рассказывали. А Астру запри в какой-нибудь укромной комнатке без окон, может, есть какая кладовка? Я скоро приду.
Советник, получив вполне понятные и четкие указания, рванулся их выполнять, смотреть на отца, стиснувшего жену, было больно и в глубине души горько. У него тоже могла быть такая женщина… или даже именно эта. Но он сам, своими подозрениями и поступками вначале толкнул в объятия отца ее, а потом потерял и другую. Сильную и надежную, но не это оказалось главным. За несколько дней второй как-то незаметно для себя привык советоваться с ней, привык к ее ненавязчивой заботливости восточной женщины, и что греха таить, привязался к глубине черных глаз и изяществу хрупкой фигурки. А теперь чувствует себя потерявшимся неудачником. Но даже сходить, проведать пострадавшую девушку не может решиться, ее горящий яростью и презрением взгляд невозможно ни забыть, ни недооценить. Вряд ли она захочет теперь с ним разговаривать. Лично он, окажись на ее месте, никогда бы не стал.
– Дисси… ты так волнуешься за нее, – пробормотал король, не поднимая взгляда, когда сын исчез из виду, – а про меня ты хоть раз подумала?!