— Значит, они или сами придумали, или эту «липу» им кто-то подсовывает, — заключил я. — Как ты думаешь — французы или американцы?
— А Бог их знает! И те, и другие наши «лучшие друзья», сам знаешь!
Я не стал ему возражать, хотя никогда не стал бы сравнивать, а тем более отождествлять французов с американцами. Уж слишком различными, несмотря на союзнические обязательства и скоординированную внешнюю политику, были их подходы к африканским делам и отношениям с СССР.
Да главное для нас сейчас было и не в этом. Гораздо важнее было то, что за этим намеком о причастности посольства к попытке государственного переворота могли последовать серьезные санкции, и к этому надо было соответствующим образом подготовиться.
Я немедленно написал очередную шифртелеграмму в Центр, в которой указал на возможность каких-то антисоветских проявлений и провокационных акций против сотрудников советских учреждений, а заодно сообщил о мерах, которые мы в этой связи собираемся предпринять.
Описывая события этого суматошного дня, я умышленно опускаю некоторые бытовые подробности и прочие детали, не имевшие к ним непосредственного отношения, а являвшиеся всего лишь их следствием. Да, честно говоря, они и не задерживались в сознании, поскольку их заслоняли более важные обстоятельства, от которых в данный момент зависело очень многое.
Прошло уже больше двенадцати часов, как мы отправили первую шифртелеграмму, но из Центра не поступало никаких указаний и рекомендаций.
— Почему они молчат? — недоумевал Базиленко.
— Так сегодня же воскресенье, — напомнил ему Хачикян. — Все руководители на дачах. Вот завтра приедут на работу и надают нам всяческих «цэ-у».
Около двадцати двух часов Хачикян отправился в банкетный зал и улегся там спать на диване, а Базиленко с Колповским продолжали слушать разноголосицу эфира. Я уже подумал, что в этот день мы так и не дождемся сообщений из Москвы, и тоже собрался прилечь на сдвинутые кресла и немного отдохнуть, как вдруг около полуночи позвонил радист-шифровальщик и сообщил, что принял большую и срочную телеграмму и приступает к ее расшифровке.
А еще через час Ноздрин принес почти три страницы текста, написанного аккуратным убористым почерком.
В полной уверенности, что Центр наконец-то разродился рекомендациями о том, как лучше организовать работу в условиях кризисной ситуации, возникшей в стране, я схватил телеграмму и стал читать. После первых же слов мне едва не стало дурно:
«Срочно проведите в коллективе резидентуры обсуждение книги Л. И. Брежнева „Малая земля“».
Далее на двух страницах излагались подробные методические указания, как проводить это обсуждение, какие вопросы, касающиеся организующей и руководящей роли коммунистической партии и лично начальника политотдела полковника Брежнева следует рассмотреть и какие выводы из этого сделать.