- Двадцать второй, принимай командование. Я подбит.
Бомбардировщики уже разворачивались, удирая, дымный немного приотстал, переместившись из головы строя к хвосту. Далеко слева набирала высоту четверка "Мессеров", подбивший его истребитель тоже тянул вверх.
- Двадцать шестой, бьем бомбардировщики! Замыкающего... - приказал он ведомому и он опасливо поглядел на верхнего "Мессера". Увидев, что тот пока не атакует, довернул, заходя на отстающую машину. Голову по-прежнему саднило, пот, щипая, заливал глаза. Виктор попробовал смахнуть его рукой, но не получилось, зато увидел на перчатке кровь. Желание атаковать бомбардировщика растворилось, но он все-таки издалека обстрелял поврежденную машину, и сразу потянул наверх. Огонь Кольки оказался точнее - ведомый бил метров с пятидесяти, разбив "Хейнкелю" второй мотор.
Потом бой быстро закончился. Мессера куда-то исчезли, бомбардировщики тоже и Виктор пошел на посадку. Кровь заливала глаза все сильнее, он пытался вытирать, но все больше размазывал. На полосу он плюхнулся с большим перелетом, вдобавок отказали тормоза, и Саблин едва не разбил машину, выкатившись за пределы аэродрома. Сдвижную часть фонаря заклинило, и как он не бился, открыть и вылезти из самолета не получалось. Потом набежала толпа техников, фонарь разбили, Виктора, словно пробку выдернули из кабины и куда-то потащили. Вдруг оказалось, что он сидит на земле, Синицын, с сосредоточенно-деловым видом ковыряется у него в голове, а вокруг белеют любопытные лица. Перепуганная Таня, Палыч с трясущимися руками, Рябченко, в глазах которого был испуг, а с физиономии до сих пор не сошла глупая ухмылка.
- Чего собрались? - Синицын, наконец, прекратил осмотр и Виктор увидел, что руки у врача перепачканы кровью. - Помогите отнести товарища командира в машину. Давайте, пошевеливайтесь...
Уже после, когда Саблина затащили в свежеустановленную палатку медпункта и стали обрабатывать голову, врач захихикал:
- Хорошо, Витька, быть тупым. Тебе в голову бронебойный снаряд попал. Нормального человека сразу бы убило, а у тебя он кость не пробил.
- А ты и рад, коновал, - огрызнулся Саблин. - Чего там? Рассказывай...
Ну, - нахмурил куцые брови Синицын, - вообще-то ерунда. Крошкой бронестекла тебя нашпиговало. Пуля броню пробила и рядом с головой прошла, а вот осколки достали. Шлемофон помог - сам в лоскуты превратился, а скальп тебе сохранил. А теперь терпи, буду осколки вынимать...
...Голову словно нафаршировали болью. Больно было смотреть, больно было говорить, даже думать было больно. Виктор маялся, бродя среди тесных стен превращенного в летное общежитие деревенского дома. Спать не получалось, а идти на аэродром, и заняться хоть каким полезным делом не было сил. Оставалось слоняться по комнате или сидеть на нарах, дожидаясь, когда же летчики вернутся из аэродрома. Потом зашел Иванов, с заговорщицким видом потащил на улицу