Рон отпустил одеяло и удивленно обернулся, словно хотел увидеть грозившую ей опасность. Он и мысли не допускал, что сам был ею.
Гул в голове стих. Он снова посмотрел на нее. Она вся забилась под одеяло, из-под которого высовывалась лишь ее пятка.
— О господи, Рэчел, — сказал он, — не бойся.
Девочка не шелохнулась, не издала ни звука.
— Оденься, — услышал он собственный голос. — А потом поднимись наверх.
Полицейский участок находился в северо-восточной части площади. Свободное место для парковки Нэнси заметила в северо-западном углу.
— Скотина, — простонала она и с силой ударила по рулевому колесу, когда подъехала туда.
В этот миг луч заходящего солнца блеснул на хромированном бампере стоявшей впереди патрульной машины и резанул ее по глазам.
Это знак, подумала Нэнси.
Она вышла из машины и с минуту постояла в нерешительности, пытаясь собраться с мыслями. Потом захромала в направлении полицейского участка — к мрачным, темным годам, которые, как она всегда знала, ждут ее впереди.
Они молчали. Рэчел постукивала ногой по перегородке, отделявшей двигатель от кабины водителя, и покусывала нижнюю губу.
Рон сказал ей, что все работорговцы из этого района уехали, добавив, что сведения он получил от «доверенного лица», — так новость звучала более убедительно. Потом он распахнул обе двери в подвал и остался ждать девочку в мастерской. Рэчел поднялась туда через несколько минут. На ней была та же одежда, в которой он привез ее сюда, — красная маечка и белая юбочка. В руках она держала Лайла — плюшевую обезьянку, — прикрыв разодранный живот игрушки рукой. Девочка была босая.
— А где твоя обувь? — спросил он.
Она покачала головой, глядя мимо него:
— А вы уверены, что они уехали?
Ему вдруг пришла в голову мысль, что не поздно все переиграть, но тут же улетучилась. Он распахнул входную дверь:
— Уверен на все сто процентов.
Она сглотнула.
— Пойдем.
Ему нужно было, чтобы оба они отсюда ушли. Сейчас или никогда.
Рэчел покорно следовала за ним.
— Пойдемте.
На пороге она прижала обезьянку к груди и огляделась. Рон стал запирать дверь и вдруг подумал: «К чему теперь беспокоиться?» Он махнул рукой Винсу, запиравшему гараж. Тот пристально на него посмотрел, но ответного взмаха не последовало.
«Пока еще не поздно», — мелькнула мысль, но подумал он об этом без всякой надежды, просто констатировал факт.
Рон бросил взгляд на девочку. Прижав личико к окну, та быстро дышала. Он вспомнил, что, когда вез ее сюда, боялся, что ее может продуть, и почему-то захотел попросить прощение за то, что заклеил ей тогда рот липкой лентой. Все, что он хотел сказать ей, колом стояло в горле и не могло выплеснуться наружу из-за одной самой важной фразы, которую ему так и не суждено было произнести.