– Покушение возможно?
– Да, я предполагаю.
– А мне лежать и ждать убийц?
– О, нет, Ваше величество. Вы светловолосы и сероглазы, у вас хорошее телосложение… и у меня есть идея. Благо, в королевских покоях должны быть тайные ходы…
Идею Эдоард выслушал. И одобрил. Все равно надо было переловить всех заговорщиков. Лучше – раньше. Из Стоунбага лишнего слова не вырвется, от королевских представителей и вирман – тоже, понимают, чем рискуют.
Но длительность сохранения тайны обратно пропорциональна количеству посвященных в нее людей. А потому – надо бить в ближайшее время. Или дать заговорщикам ударить – и схватить их на месте преступления.
Чего уж проще.
Лиля, если бы ее кто-то посвятил в этот план, сказала бы, что он не нов в истории. И в ее мире такое проделывал некто Иван Грозный, благополучно передавивший всех заговорщиков и померший своей смертью.
Но пока мужчины договаривались вдвоем.
* * *
Эдоард смотрел на дверь, которая закрылась за Ганцем.
Было ему тошно?
Еще как.
И чудились в полутьме комнаты синие глаза Джессимин.
Как ты можешь быть таким жестоким, мой золотой принц?
Могу, моя королева. Могу, мое ясное солнышко.
Я приговорил к смерти свою дочь и внуков, да. Но ведь не я начал первым. Я невиновен в смерти Эдмона, видит Альдонай. Но Амалия решила мстить… и ладно бы мне!
Увы, любой король – это прежде всего – король. А потом уже человек. И грязные, кровавые, жестокие решения – это прерогатива короля. Который будет принимать их, чтобы через тысячу лет какой-нибудь сопляк сказал «ужасная жестокость!». И ни секунды не задумался, что появился на свет благодаря такому вот Эдоарду, который не только принимал страшные решения, но и не стеснялся их исполнять.
Ну и плевать на его мысли. Главное – что такой мальчишка рано или поздно будет, а что там будут думать потомки… были бы!
И была бы Ативерна. Это – главное.
* * *
Лиля ждала Ганца на выходе из королевской спальни. И вопросы посыпались одновременно.
– Что с Ивельенами?
– Он будет жить?
– Как мои люди?
– Что ждать от королевского здоровья?
Мужчина и женщина заговорщически переглянулись и фыркнули. Потом Лиля взъерошила волосы и отчиталась.
– Жить будет. Хворь у него хоть и болезненная, но жизни сильно не угрожает. Тут главное не запускать. Тогда где-то дней за десять-пятнадцать встанет на ноги.
– А передвигаться?
– В любое время. Но лучше с помощью и под обезболивающим.
– Ага…
– А Ивельены?
– Всех казнят. Романа и Джейкоба отдадут вам на воспитание.
– Мне? Как?! Казнят?!
Ганц удивленно посмотрел на графиню.
– Ваше сиятельство, а смуты и бунты – лучше?