Жидкость из солнечной склянки пахла мятой и полынью, и полынную горечь, видно, покойник почувствовал, потому что губы у него скривились.
— Всю выливай, всю!
Последние капли упали в полуоткрытый рот, только несколько попали на обгоревшую бороду. Тело волхва содрогнулось, выгнулось дугой. Руки и ноги бестолково задвигались. Потом Беломор вытянулся и задышал — медленно и глубоко.
— Он спит, — сказал вещий ворон. — Но скоро проснется. Выполняй уговор.
— Я вот тоже задремал, так всю зиму проспал, — проворчал богатырь, но пленника все-таки вытащил на белый свет, посадил на ладонь и подбросил.
Вороненок покувыркался в воздухе, потом кое-как совладал с крыльями и, вереща, полетел к любимому дедушке — жаловаться на лихого и коварного человека.
Лихой же и коварный человек вдруг почувствовал страшную усталость, прислонился к недогоревшим нижним венцам стены и тоже уснул — второй раз за день. Только снов никаких не видел.
Ешь пироги с грибами — держи язык за зубами
Пословица
…Питайся ими — и молчи.
Федор Тютчев
Кто-то плеснул ему в лицо холодной воды.
— Вставай, арап, — послышался знакомый сварливый голос.
Жихарь открыл глаза.
Волхв Беломор, живой и здоровый, одетый в белый саван, склонился над ним.
— Дедушка Беломор, — обрадовался Жихарь. — Значит, не обманул меня старый ворон — очнулся ты…
— А откуда ты, арап, меня знаешь? — спросил Беломор.
— Вовсе я не арап, — обиделся Жихарь. — Арапов-то я много повидал, они все чернущие…
— А ты, можно подумать, белый лебедь, — сказал старик.
— Вон что! — догадался богатырь. — Так это я на пожарище весь учучкался сажей да пеплом.
Он послюнил палец и потер щеку.
— Еще того тошней — белый арап! — вздохнул волхв.
— Вот заладил — арап да арап! — рассердился Жихарь, поднялся и побрел к протоке. Там он разделся до пояса и долго мыл и оттирал песком лицо и шею. Потом, не одеваясь, вернулся на пепелище. Только пепла уже не было, словно вихрем унесло. Беломор в покойницком саване бродил туда-сюда, считал урон, бормотал что-то себе под нос, и не просто так бормотал, а с толком, потому что черные бревна помаленьку светлели, переменяясь в свежеоструганные.
— Дальше изба сама себя долечит, — махнул рукой старик и обратился к Жихарю: — Видишь, всей одежды-то у меня осталось. — И огладил саван по бокам. — На смерть готовил, на житье пригодилось… Кто же ты таков, парнище, кто тебя надоумил, как мне пособить?
— Дедушка, — жалобно сказал Жихарь. — Неужели и ты меня забыл? Я ведь Жихарь, тот самый, которого ты за Полуденной Росой посылал… Глянь-ка получше!
Беломор глянул получше, но легче от этого не стало.