Они прислушались. В предвечернем покое, опускавшемся землю, гул и грохот будто приблизились. Было похоже, что невдалеке, в кварталах двух-трех, катится могучая железная лавина. Катится, грохочет.
— Ну что ж, в добрый час, — пожелала Валя, что-то превозмогая в себе. — А с нами как?
— Бригада уже влилась в армию.
— А Урбанович, Кравец?
— И они тоже.
— А Зося Кривицкая?
— Зося вряд ли. У нее ведь нет медицинского образования. А нашим хлопцам послезавтра в военкомат. Тебе же — в цека комсомола.
— Надо позвать их, попрощаться!..
За стеной раздался дружный смех, кто-то заиграл на рояле.
— Ну, прощаться еще рано. А ты не плачешь ли?
— Нет. Почему?.. А вы, значит, в горсовет?
— Да. Хотя начинать придется со следствия. На днях в Тростенец едем. Там, говорят, земля черная, даже трава не растет… А как ваш поход?
— Не допустили нас.
— Ну и пусть… В цека уже все знают, как и что. Кондратенко велел представить материалы для награждения.
Валя смутилась и подумала, что сейчас покраснеет. И как только подумала, покраснела так, что вспотел лоб и на глазах выступили слезы. Она потупилась и еле слышно проговорила:
— Алешка там с часовым схватился…
— Слышал, — тоже не глядя на нее, сказал Зимчук. — И даже видел, как через забор перемахнул. Чего он приходил сюда?
— Говорил, ко мне…
Зимчук сердито встал и подошел к окну. Стоя спиной к Вале, сдержанно сказал:
— Я на твоем месте, Валюша, не шибко бы дружил с таким. Трудно будет и ему и с ним, колобродником. Скверно он может кончить. — И присел на подоконник, на котором недавно лихо красовался Алешка.
— Почему? — недоуменно спросила Валя.
— Кто знает, какие колена выкинет еще. И скомпрометировать может.
— В войну же не компрометировал.
— Не думай, ему еще отчитываться предстоит…
Валя и там, в лесу, чувствовала опеку Зимчука. Теперь его слова прозвучали, как ей сдалось, тоже по-отцовски, но это не умилило ее, как прежде, а, наоборот, вызвало досаду. Она махнула маузером, показывая этим, что его надо отнести к Зимчуку в кабинет, и, чтобы не расплакаться, вышла из кухни.