Выйдя из себя, Алексей чертыхнулся и побежал туда, где с пустыми тачками, ожидая очередного ковша с раствором, сидели подсобники.
— Что там, швагер, у тебя? — крикнул вниз, заметив, что и растворомешалка не работает. — Опять току нет?
— Толку нет! — откликнулся снизу моторист. — Песок кончился.
Это было ни на что не похоже! Могло не хватить кирпича, извести, цемента, но чтобы не хватило песку? "Все, крышка, до ручки дошел, — подумал Алексей. — К черту! Пойду завтра в постройкой и поставлю вопрос ребром. Хватит!"
Тяжело ступая, он спустился вниз, догадываясь, что за ним следуют его ребята.
Они остановили Алешку у ворот стройки и окружили его.
— Знаю, снова неуправка, — заторопился тот, не скрывая своей враждебной растерянности. — Не поднимайте только бучу. Вот бегу. Сейчас будет… — И намерился было пойти, но Тимка преградил ему дорогу.
— А почему все-таки до этого не было?
— Потому, что кончается на "у".
— Нет, ты ответь, Костусь! — выступил вперед и Алексей. — Я тебя уже официально спрашиваю.
— Вот так-то лучше. А то все кругом да около… Будь тут не Урбанович, не Тимка, возможно, этого и не случилось бы. Подбородок у Алешки дрогнул, и чтобы не дать волю слабости, он втянул в себя воздух и сжал зубы. Потом схватил Алексея за рукав и, не в силах больше говорить, потянул из круга.
— Свет не мил. Матери моей, Леша, плохо. Очень плохо… Погибаю, браток, — приглушенно признался он. — Неужто думаешь, сам ничего не вижу?..
6
Вечером к нему зашли Ковшов с Прудником, И хотя Алешка дал себе слово никуда сегодня не ходить, не выдержал — вызвался проводить их.
Было холодно. По улицам носился ветер. И, как следовало ожидать, они вскоре свернули в ближайший шалман. Трудно было сказать, кто повернул первый. Просто колобродили, увидели освещенное окно, в нем — знакомую, накрытую клеенкой стойку, продавщицу в белом халате, ловко накачивающую пиво, — и, не переставая балагурить, зашли огулом.
В пивной было людно, накурено. В нос шибало солодовым запахом разлитого пива, поджаренной на подсолнечном масле рыбы и чем-то острым, что дурманило и вызывало легкую тошноту. Подув на пену, Алешка залпом осушил кружку и сразу почувствовал, что здесь не так уж плохо.
— Угощай кто-нибудь! — вскинул он руку с пустой кружкой. — Я через три дня тоже князь, ха-ха-ха! А тут, если попросить, найдется и сто с прицепом…
Однако, когда в полночь Алешка, шатаясь, поднялся ка свою площадку и, вынув из кармана ключ, вспомнил о происшедшем на стройке, сердце его заныло от безысходности. Как можно осторожней он открыл дверь и, вопреки привычке, на цыпочках подался в свою комнату. Но мать не спала.