В этом не было необыкновенного — в ЦК готовилось решение о строительстве и благоустройстве Минска, — но Василий Петрович заметил тревогу в глазах секретарши. "Значит, наконец мое дело", — смутился он и посчитал нужным успокоить ее:
— Ничего, Нина Семеновна, все к лучшему. Поверьте мне…
Но, кто знает, скорее всего он успокаивал самого себя, потому что на ум пришел Зорин и события последних дней. Кроме того, было ясно: только там может быть утверждена его победа или поражение. Только там решались подобные конфликты.
4
Василий Петрович вошел в кабинет Кондратенко и удивился: там сидели Понтус, Зимчук и Алексей Урбанович. "Понтус и Зимчук — понятно, но почему Урбанович?" — удивляясь все больше, подумал Василий Петрович и, чтобы не здороваться с начальником управления за руку, отвесил общий поклон.
Кондратенко разговаривал с Алексеем и, не прерывая беседы, отошел ближе к письменному столу — не захотел стоять спиной к Василию Петровичу.
— Вы говорите, экономить можно и нужно? — спрашивал он, посасывая свою трубку и присматриваясь к Алексею. — Экономить ради других?
— Конечно, — взмахнул тот руками, которые до этого напряженно держал на коленях. — Ты кладешь стену и не выдерживаешь вертикали. Штукатуру же тогда, чтоб выровнять ее, надо в два раза больше покрутиться и раствора потратить. Опять же, если заводы нестандартный кирпич поставляют, кривой, разных размеров…
Понтус сидел и молчал, он, кажется, даже не видел, что было перед ним. Но Василий Петрович чувствовал, каких усилии стоит ему это оцепенение. Поредевшая прядь волос, скрывавшая его лысину, будто прилипла к ней. На висках морщинилась дряблая кожа, лицо обрюзгло, помертвело. Лишь пальцы на правой, руке, которые все время шевелились, точно что-то сжимая, свидетельствовали — он старается быть прежним.
О, как ненавидел его Василий Петрович! Его выдержка, сноровка просто мерзили ему. Он себя не пожалел бы, только вывести его на чистую воду.
— Мы сэкономили бы еще больше, — продолжал Алексей. — А то мыслимо ли: выдумываешь, вертишься колесом, а наткнулся на какие-нибудь архитектурные выбрыки — и стоп машина. По рукам и ногам связывают. Неужто тут согласовать нельзя?
— Это вы у архитекторов спросите, — усмехнулся Кондратенко, садясь за письменный стол.
Все сразу стали официальными, как на совещании. Кондратенко заметил это и снова встал из-за стола.
— Ну, — обратился он к Понтусу, — ответьте, пожалуйста.
— Архитектура — искусство, — произнес тот осипшим голосом, однако многозначительно морща переносицу.
— Но эти произведения искусства делают они, — сказал Зимчук, показывая на Алексея. — В них живут люди!