Он раскрыл папку и тут же, что-то преодолев в себе, резким движением снова закрыл ее.
— Давайте лучше про работу говорить, пока охоту не отшибло. Все одно дело давнее…
Подошел Алексей, поздоровался. Увидев, что они молчат, иронически заговорил сам:
— У меня к вам, товарищ Юркевич, вопрос есть. Вот вы проектируете дома, а мы их строим. Но почему вы не думаете про нас? Я, скажем, кладу стены, и у меня, понятно, своя задача. Но мы имеем в виду и штукатуров, которые после нас будут работать. Делаем так, чтоб им было тоже удобно. Иначе в круглую сумму влетает.
Прохрипел сигнал башенного крапа. Кран гордо тронулся с места, и стрела его начала медленно поворачиваться. Контейнеры с кирпичом поплыли в воздухе, описывая красивую дугу.
— У людей, кроме общих, есть еще и свои интересы, Алексей, — ответил Василий Петрович, наблюдая за стрелой и думая о Вале.
Нет, он не мог, как Алешка, отказаться от нее, не мог и забыть о ней. Валин образ жил в нем, мучил, помогал и мешал жить. Теперь уже вздорными показались ему собственные мысли о неразделенной любви в тот метельный вечер, когда они с Валей возвращались с предвыборного собрания. Любить можно и издалека! Можно даже не встречаться с любимой и вообще не видеть ее, только знать бы, что она есть, живет, что когда-нибудь ты ее вдруг увидишь, вдруг с ней встретишься. Она роднит тебя с окружающим миром, благодаря ей ты лучше чувствуешь его красу. Мир обеднел бы, погасни зорька Венера, хотя она никого не греет и нисколько не прибавляет света на Земле. Да и жить стало бы труднее, погасни она… Любовь уже сама по себе — счастье. Бедный тот человек, который не любит или любит без трепета, без того, чтобы быть готовым пойти на все, на самые тяжелые испытания. Высшее счастье как раз, может, и заключается в самоотречении, в служении великому…
Проверив, нет ли отклонений от проекта и не нарушены ли технические нормы, не заметив какого-то особого хитро-торжествующего настроения Алексея, Василий Петрович ушел со стройки взволнованным. Шагал быстро, размахивая портфелем и не выбирая дорогу посуше. В другое время он обязательно остановился бы у пустыря, где разбивали сквер, постоял бы, посмотрел. Тем более, что это, безусловно, был субботник и работали служащие какого-то учреждения: очень уж пестрой была их одежда, суетливы движения, много шума и мало порядка. Но сейчас, когда, как казалось, перед ним открылся новый выход и жизнь приобрела новый смысл, его неудержимо влекло куда-то. Возбужденному человеку, как известно, легче думать на ходу.
Когда он пришел к себе в управление, секретарша, словно по секрету, — а так она сообщала только о важном, — передала ему, что звонили из ЦК и просили завтра в четыре ноль-ноль быть у Кондратенко.