Но постепенно Алексей начал сдавать. То ли от холода и сырости, то ли от переутомления заболели старые раны. Домашнее хозяйство — вода, белье, кухня, очереди в магазинах, даже дрова — легло на плечи Зоси. Он похудел, реже стал бриться, обрастал жесткой, почему-то рыжей тетиной. Спал неспокойно, во сне стонал, метался, силясь кого-то оттолкнуть от себя.
2
Однажды в воскресенье Зося пришла к Алексею только часа в четыре. День бил пасмурный. По небу ползли лохматые свинцовые тучи. Под тучами кружилась стая галок. При поворотах от стаи отделялись те, которым приходилось делать наибольший круг; они каркали и летели в другую сторону, а потом снова присоединялись к остальным, и вся стая начинала новый, еще более замысловатый вираж. За речкой угрюмо маячили потемневшие руины, а сама речка, словно остекленевшая, холодно поблескивала. Кусты тальника на берегах стояли уже совсем голыми, и все выглядело сиротливо.
Стены дома выросли до половины оконных проемов. Алексей стоял на лесах. Увидев Зосю, он помахал ей кельмой и соскочил на землю прямо через стену.
— Ну как? — спросил он, поглаживая раненую ногу.
— Ничего, подвигается, — неохотно похвалила Зося.
— А ты как думала! К лету новоселье справим.
Он взял у нее узелок с едой, сел на бревно возле остывшего огнища и стал обедать.
— Почему так поздно? — спросил, уплетая за обе щеки.
— Была на субботнике.
— Ну и как?
— Ничего.
— И у меня тут не хуже.
— Разве только тебе. Да и то не верится.
Алексей перестал жевать. В глазах полыхнул зеленоватый свет. Блеснул и погас. Глаза стали чужие. Зосе захотелось быть с ним поласковее.
— Посмотри, там, в миске, картофельные оладьи есть. Тетка Антя знает, что ты их любишь, специально пекла.
Он промолчал.
— Кушай!
— Я и так не только чавкаю.
— Приходили Зимчук с Валей, — стала рассказывать Зося, чтобы хоть чем-нибудь порадовать Алексея. — Иван Матвеевич расспрашивал о тебе. Когда услышал, что строимся, хохотал. Сказал — узнает тебя. Помнит, как ты в партизанах просил повара оставлять, на свободное время, суковатые чурбаки. Привет передавал.
— Спасибо.
— Лочмель дознался все же… Мира на самом деле его жена. Как под водой ходит. И жалко и не пособишь ничем… Почему, Леша, без вины виноватых много?
— Откуда я знаю.
— Завтра под вечер дядя Сымон подрядился прийти. Помогать будет.
— Ладно.
Зосе стало больно за мужа, и она попросила:
— Покажи, Леша, руки. Дай…
— Зачем? — помрачнел он. — Хочешь погадать, что ли?
Но по мере того, как Алексей утолял голод, к нему возвращалось хорошее настроение, и через минуту, ухмыльнувшись, он протянул руку, шершавую от кирпича, в извести и глине.