Слова полковника не оставляли места сомнениям. Убит, значит. Выстрел, который он слышал… Боже, ведь эта пуля была предназначена ему!
— Сволочи, хотят опозорить нас на весь мир. Мы не убиваем пленных, слышите?
Джакомо услышал гораздо больше — презрительную фамильярность, с какой обращаются к разоблаченным обманщикам. Необходимо что-то сказать в свою защиту, сейчас же, не мешкая — с уст Зарембы уже готов сорваться приговор. Казанова вскочил, стараясь — главное, сохранить достоинство! — унять щелканье зубов и дрожь в голосе и смотреть полковнику прямо в глаза.
— Я не имею к этому никакого отношения, господин полковник, клянусь!
И уже хотел рассказать все, что знал, но тут карта соскользнула на пол; торопливо за ней нагнувшись, Джакомо вдруг понял, что таким образом разоблачит не только прусских шутов, но и себя. А этого делать ни в коем случае нельзя. И он только пробормотал: «Прошу», — и отдал карту Зарембе.
— Иди ты!..
Карта, описав дугу, полетела на стол.
— Кто вам позволил ее брать?!
Сейчас ударит — Казанова был почти в этом уверен, уже чувствовал кровь на разбитой губе. И все из-за этих проклятых ряженых, он им отплатит, мало что его обокрали и пытались убить, теперь еще чужими руками лупят по морде за собственные грехи… Графиня протиснулась между ними.
— Господа… Пан полковник…
Заремба быстро овладел собой, ярости поубавилось, в голосе прозвучала усталость.
— Кто-то — не важно кто — нарушил наши планы. Нам нельзя здесь оставаться. Надо бежать, и как можно быстрее. Вы поедете с нами.
— Господи, почему?
Графиня переводила с одного на другого испуганный взгляд, Казанова же облегченно вздохнул: ему сейчас было все равно, куда и с кем ехать. Лишь бы не обратно в подвал. И лишь бы с ним не расправились сгоряча. Надо переждать, пока остынет первая ярость, когда не ищут виновных, а бьют вслепую. Потом — о, потом он им сообщит, кто убийца, не откажет себе в таком удовольствии, но это позже, а сейчас — спокойно, спокойно…
— Здесь вы приказываете, — покорно произнес он, мгновенно оценив в уме свое положение: графиня потеряна, денег нет, что с Иеремией и девочками, неизвестно. Отыскать кофр, опорожнить мочевой пузырь. Нет, сперва мочевой пузырь.
— Я бы тоже могла с вами поехать.
Это было больше, чем просьба: груди графини чуть не выскочили из корсажа. Пять минут. Будь у него пять минут… Он бы взял ее с лету, безо всяких прелюдий и пауз, как таран, не переводя духа. Потом можно ехать и на край света. Но Заремба иначе откликнулся на предложение графини:
— Здесь никому ничего не угрожает. Труп мы заберем с собой.