С той стороны, где стояла белая ханская юрта, раздались оглушительные звуки карная. Галопом помчались шабарманы-коневоды. Вслед за ними степенно выехали судьи состязания батыров, в основном белобородые крепкие старики. Чуть позади на громадном коне ехал сам Иланчик Кадырхан. Карнаи надрывались, гудели без умолку. Распорядители начали делить участников состязаний по видам оружия. Властные крики неслись над толпой: «Эй, копейщики! Выстраивайтесь за мной!» «Лучники! Стройтесь слева!» «Меченосцы! Спускайтесь в лощину!» «Кто мастер махать дубиной, оставайтесь на месте!» «Носители секиры! Выступите вперед!» Началась толчея, суматоха, однако вскоре все разобрались, встали по порядку. И только праздная толпа, многочисленные любители зрелищ, облепили все ближайшие холмы. Наступила тишина. Все ждали знака к началу состязаний. Ошакбай примкнул к копейщикам.
Наконец, всколыхнув в последний раз неистовым ревом всю степь, умолкли карнаи, пронзительно запели глиняные сопилки. Словно из-под земли доносились щемяще-тревожные звуки, похожие на волчий вой. Они возвещали о начале буйного торжества степи.
Копейщиков оказалось человек сорок. Они грозно вскинули свои копья, трижды пронзили ими воздух и отъехали в сторону, уступая место мастерам самого древнего оружия — палицы. Толпа невольно залюбовалась ими. Это были кряжистые, крепко сколоченные, почти квадратные джигиты. Чтобы уберечься от увечий, каждый надел на себя по нескольку овчинных шуб, туго перетянутых в поясе сыромятными ремнями. Восседали они на верблюдах-метисах, неповоротливых, неуклюжих, но сильных и выносливых. Когда выехали они на середину поля, то показалось, что это фантастические чудовища из сказки. Выстроившись в ряд, они одновременно, по команде, поклонились в сторону правителя. После этого разделились на две группы, разъехались на расстояние двух бросков, и, подняв над головой увесистые палицы, поприветствовали друг друга.
Снова томительно-тягуче завыли сопилки, и бесформенные фигуры на верблюдах ринулись навстречу друг другу. Посыпались гулкие удары, слышалось надсадное кряхтенье. Рявкали верблюды, от боли и злости плевались зеленоватой слюной. Казалось, они презирали эту глупую людскую забаву, всем своим высокомерным, равнодушным видом подчеркивая, что не имеют никакого отношения к тем, кто сидел на них и размахивал налево и направо тяжелой, в шипах палицей. Отрешенно рысили верблюды по полю, раскачивались, вздымали пыль и не трогали один другого. Батыры же бились умело, подолгу вращали палицами, целились в голову и обрушивали удар наверняка, успевая отбивать ответные удары. Иные уже валялись на земле, оглушенные сквозь толстый слой ваты, корчились от обиды и боли; другие, падая, как бы невзначай «оглаживали» противника по бокам, по бедрам, а то и по спине.