Только одно обстоятельство порой омрачало пылких супругов — бесплодие Бике. Кадырхану грозила опасность остаться без законного наследника. В первые годы никто из них не обращал на это серьезного внимания, но постепенно назойливые думы о бездетном браке клином вошли в их отношения. И все чаще казалось Кадырхану, что именно этим объясняется его охлаждение к супружескому ложу.
Иланчик Кадырхан подъехал к дворцу ханши, спешился, бросил повод приковылявшему евнуху со старушечьим лицом. Широким, энергичным шагом поднялся он по мраморным ступенькам. Ворота распахнулись перед ним, еще один бабьелицый евнух согнулся в покорной позе. Повелитель сбросил верхнюю одежду, дал ее евнуху и направился во внутренние покои ханши. Евнух осторожно кашлянул. Повелитель обернулся и увидел на плоском лице евнуха явное желание что-то сказать.
— Господин! — женским голосом пропищал евнух. — Ханша сейчас не одна.
— Служанка, что ли, сидит возле больной?
— Нет, мой господин! У ханши находится табиб.
Иланчик Кадырхан внутренне весь съежился. «Странно! Почему она меня не предупредила, что вызвала лекаря? Слуги бродят по двору, слоняются по коридорам, а она заперлась с лекарем…» Нехорошее подозрение вдруг шевельнулось в нем.
— Открой! — резко приказал он евнуху, который держал большой ключ наготове.
Тот в испуге бросился к чугунной двери, открыл замок и отпрянул в сторону, выгнув спину колесом.
В покоях было сумрачно, круглые окна занавешены. Иланчик Кадырхан направился в глубь дворца к ложу ханши. Он хотел было рывком отшвырнуть тяжелый бархатный полог, но удержался. За пологом зашевелились, задвигались, услышав, должно быть, его шаги. Занавес колыхнулся. Кто-то начал совать ноги в кожаные кебисы. Послышалось легкое покашливание. Голос был мужской. Края полога шевельнулись, и оттуда вышел мужчина. Он повернулся спиной, аккуратно соединил края занавеса и опять негромко кашлянул. Иланчик Кадырхан схватился за кинжал. Мужчина оглянулся, огненным взглядом точно пронзил повелителя. Кадырхан смутился: взгляд табиба мог, пожалуй, укротить и разъяренного зверя. Не спуская с хана глаз, табиб промолвил:
— Ханше необходим покой. Не мешайте ей. Она сильно заболела, и я выдавил хворь.
Табиб взглядом указал ему на дверь. Повелитель от неожиданности не сразу пришел в себя и послушно пошел за лекарем в просторную светлую комнату. Только здесь он увидел, что табиб — маленький, сухонький старичок с реденькой, совершенно белой бороденкой, сутулый, узкоплечий, в крохотной кожаной шапчонке на голове. Он был похож на хрупкий кустик устели-поле: казалось, подуй — и он взлетит, упорхнет, укатится. Ревность, только что обуявшая правителя, теперь прошла. Его особенно удивляли глаза табиба. Была в них странная, необъяснимая сила, поражавшая волю того, на кого падал этот острый, пронизывающий взгляд. Встречаясь с ним, повелитель чувствовал оторопь, дрожь пробегала по телу. Эти колдовские глаза и спасли старичка от верной смерти. Еще бы мгновение, и повелитель заколол бы его в приступе слепой ярости. А теперь он не мог даже поднять руку. Покорный, безмолвный, стоял он возле сгорбленного старичка. Торчавшего поодаль евнуха он жестом прогнал прочь.