— Ешьте, ешьте, — потчевал хозяин. — Завтра в вашу честь заколю барашка, приглашу стариков.
— Да вознаградит вас аллах!
— Отдохнете, про то, как разбойники на вас напали, поведаете…
— Что вы, что вы?! — встревожился Бауршик. — Нам нужно в путь. Хотя бы до верховья добраться, пока начнется жара. Не то слепни коней живьем сожрут. Ехать ведь далеко. Считай, еще семь дней…
Бауршик уже не доверял длинному, как жердь, кипчаку. Черт его знает, что у него на уме! Может, он что-то почуял? Догадывается, что неспроста они под покровом ночи, точно напаскудившие коты, куда-то пробираются? Может, он нарочно их задерживает, чтобы про все узнать; людей созвать, пленного подкрепить? Нет! Скорей ноги следует уносить отсюда подобру-поздорову…
Ошакбая вновь связали и подняли на коня. Беспокойно озираясь, все сели на коней и тронулись в путь. Гулко застучали копыта. С ходу пошли рысью. Немного отъехав от аула, Бауршик, давая волю гневу, яростно отхлестал караульного толстой восьмигранной камчой. Несчастный вскрикнул и припал к гриве лошади. Всю злобу, досаду и страх излил главарь шайки на беднягу, допустившего оплошность, не узнавшего заблаговременно род хозяина юрты на краю аула.
Еще семь дней трусили по безлюдью, голоднее, измученные, без горячей пищи. Питались травами. Раза два удалось подстрелить куропаток. У лошадей ввалились бока, и они еле волочили ноги. На седьмой день показались родные места, и в кровь избитый главарем молодой караульный заплакал от радости.
Безоглядный, широкий простор, покрытый густой шелковистой травой, простирался перед ними. Вдалеке сквозь марево белели вершины гор, вокруг голубели бесчисленные озера. Здесь обитали в основном вольные, строптивые люди, называвшие себя уйгурами. Через их страну пролегал Великий Шелковый путь. Девушки одевались в одежды голубого, женщины — красного, мужчины — светло-коричневого цвета. Все сплошь были рослые, плечистые, грудастые. На отрарском Кан-базаре Ошакбаю как-то довелось увидеть могучих кудрявоголовых людей, пришедших с запада. Уйгуры, обитавшие здесь, по облику и цвету лица очень напоминали этих людей, только были посмуглей. Живут они просто, неприхотливо, одеваются небогато. Любимое занятие мужчин — укрощать строптивых лошадей, у женщин — красить себе лица. Питаются здешние уйгуры главным образом кониной, пьют кумыс. Жилища у них не белые кошменные юрты, как у кипчаков, а бесхитростные конусообразные лачуги. Ставят длинные жерди, связывают верхушки и накрывают снаружи войлоком. Табунам их нет числа. Когда их гоняют через солончаки, густая белесая пыль затмевает солнце; испуганные жаворонки, обессилев в воздухе, падают замертво к литым копытам. Табуны движутся сплошной массой от горизонта до горизонта.