Дверь в комнату отдыха была открыта. Там стоял коричневый кожаный диван, к которому подходило определение «нехилый», телевизор, на полу — мягкий ковер. Один угол был отведен под импровизированную кухоньку. Здесь и жарит Ведищев оладушки для своего сына. Из комнаты еще одна дверь вела в ванную.
— Греб твою мать! — выругался охранник.
Я обернулась, потрясенная грубостью, и только тут заметила, что решетка с окна комнаты отдыха была спилена, а створка приоткрыта. Дверца сейфа располагалась в необычном месте — почти возле пола, между диваном и стеной. Похоже, обычно ее прикрывал низенький журнальный столик, но сейчас он был отодвинут, а сейф открыт.
Пришлось согласиться с Семеном, так звали охранника — вспомнила вдруг!
Заглянув в сейф, увидела, что там совсем пусто. Ну ни пылинки — и на полу валяется обрывок бумаги. Воры выгребли из ниши все.
Осталось позвонить маме. Я не стала тянуть, а прямо из кабинета Ведищева набрала укороченный по региону код и родной с детства номер. Мне повезло, трубку сняла Катя, жена брата. Я любила своих братьев, но из всех их жен (а каждый из троих успел жениться по паре раз!) мне нравилась только Катя. Не блистая внешними данными, она была привлекательна редкой душевной теплотой. Генке, ее мужу, уж слишком повезло. Так не должно быть, чтобы женщина, которая умнее, добрее, образованнее, скромнее, терпеливей мужа, пахала двенадцать часов в сутки в колхозе за мизерную зарплату, тянула на себе домашнее хозяйство, состоящее из коровы, двух поросят, кур и прочего, да еще и возилась с вечно пьяным от безделья дураком, ее супругом. И сейчас у Кати был усталый голос, надтреснутый, может, даже убитый. Оказывается, умерла большая часть цыплят, которых Катя взяла недавно, надеясь вырастить и продать через годик.
— За что ни возьмусь — все прахом, — сказала невестка.
— Катя, бросай все, приезжай в город! Найду тебе работу, будешь в тепле сидеть.
— Ох, Алла! Куда я поеду! Тут Генка неделю не просыхал, а вчера у него сердце схватило. «Скорой» не дождешься, он лежит белый, мать причитает, дети плачут! Наконец, приехали врачи, отвезли в больницу. Я назад пешком три часа шла — автобусы у нас после десяти на ходят. Пришла — скотину кормить надо. А утром такое…
Я не знала, что и сказать! Все барьеры жизни у нас в сознании. Только в это и верю. Да пусть они провалятся со своими пьянками, хозяйством и прочим! Повернулась и уехала — вот так надо поступать. Нельзя себя привязывать и хоронить там, где одна водка и горе. Потому и я уехала.
Немного успокоившись, Катя рассказала, что звонил мой знакомый, Вагиф. Всех переполошил, спрашивал, не привозили ли им от меня десятилетнего мальчика? Дальнейшая информация про то, как все стали бегать и спрашивать друг у друга, откуда у меня десятилетний мальчик, меня не интересовала. Мы попрощались, и я положила трубку. Да…