— Да, да, пожалуйста, садитесь, господин капитан, — ответил ему Мишель.
— Прошу прощения, но я еще не капитан, а старший помощник капитана, ответил тот.
— У нас в Одессе всегда повышают чин хорошему деловому человеку.
Разговор между греческим негоциантом и моряком шел на русском языке и довольно отчетливо, что позволяло акционерам слышать все их слова.
После заказа, сделанному подбежавшему к ним официанту, моряк сказал:
— «Тринакрия» уходит в Константинополь завтра, но через несколько дней у нас снова рейс, но не сюда, а в Ялту, господин Канцельсон.
— Понимаю, — кивнул Мишель, — Как я буду знать, когда вы приплывете туда?
— Будете, господин Канцельсон. — Получите открытку. А вот это поручено передать вам… — вложил незаметно листок между страницами меню моряк. — Здесь имена людей, которые могут знать… — оборвал на полуслове свои разъяснения старший помощник «Тринакрии», так как к ним подбежал официант с подносом, на котором стояли тарелки с закуской и бутылка вина.
— Так как и соседям, — сказал официанту Остап, когда тот подскочил к их столу. Он был весь внимание, боясь пропустить хоть единое слово из разговора соседей.
— Постараюсь уточнить, господин Канцельсон, живые ли еще эти люди и где они, — говорил в это время моряк.
— Легко сказать, как я понимаю, уточнить. Но раз так, то это так. Я же сам имею большой интерес к этому.
— Еще бы, ведь вам обещана доля от вывезенного? — усмехнулся моряк.
— Вот именно, вывезенного, а не оттого, что во дворце будет найдено… — поднял плечи негоциант. — Тут две большие разницы, как говорили у нас в Одессе, господин старший помощник капитана. Найти, а потом и вывезти…
— Главное найти, а вывезти уже наша забота, господин Канцельсон, — налил и выпил бокал вина моряк. — Вы не хотите пить?
— Нет, почему, но такая жара, я вам скажу… — сделал глоток вина и щеголь коммерсант.
— Надеюсь, вы не в поле зрения НКВД-ГПУ? — спросил моряк, пристально глядя на негоцианта.
— Нет, нет, только по делам фирмы, в которой я на процентных условиях состою. Конечно, у этих товарищей, я вам скажу, был ко мне определенный интерес, но без обвинения, без обвинения…
— Как мне передавали, друзья старой графини предостерегали, чтобы тот, кто будет заниматься поручением, должен быть вне всяких подозрений у советских властей, господин Канцельсон.
— Я и есть такой, господин моряк, я и есть, скажу вам без всяких шуры-муры, — приложил руку к груди Канцельсон. — Ведь я греческо-подданный, и они не имеют права…
— Если им надо, то у них найдется право. А тем более, когда вы сотворите что-то не по их закону, — сказал старший помощник «Тринкарии».